(
ну это совсем лёгкое)
Родился я в середине 19в в голландком городке в семье протестантского священника.
Собственно по молодости лет чем я только не занимался в своей жизни, начиная от работы коммивояжёра в одой из фирм, (благодаря этому занятию, кстати объездил всю Европу), успел даже какое то время поучительствовать в Англии, а далее, кто бы мог подумать - в возрасте 25-26 лет определился проповедником в шахтёрском районе Бельгии под названием Боринаж. До этого я довольно серьёзно изучал теологию, да и вообще, это у нас семейное - проповедовать. Но сердце моё не замкнулось на молитвах и проповедях, я видел всю несправедливость со стороны властей, которой подвергались работяги-шахтёры и много раз вставал на защиту их прав, за что и поплатился карьерой от своей же церковной братии. Ну и слава Богу, не будь этого, не отправился бы я ни в Брюссель, ни в Антверпен, ни в Гаагу дабы овладеть мастерством, которое и прославило меня на весь мир, хотя и нисколько не наполнило мой кошелёк, но не за кошельком я гнался, а за высоким искусством, т.к душа моя жаждала выплеснуть все переживания и эмоции, которые накопились в ней и я стал выплёскивать. Я с удовольствием писал портреты простого люда - ремесленников, крестьян, шахтёров, мои этюды и зарисовки не были радужными, может быть от того, что я не видел просвета в жизни этих бедняг поэтому и выбирал мрачноватые гаммы.
Вскоре я отправился в славный город Париж, где познакомился с модным тогда течением импрессионизмом. Меня буквально заворожили лёгкость и гармония, яркие и сочные тона, которые были присущи картинам импрессионистов, особенно меня покорил Гоген, я учился, изучал также японскую гравюру.
В итоге выработал свою технику, моя палитра перестала быть мрачной, напротив, я понял, что и солнечными красками можно гармонично передать всю атмосферу переживаний души человеческой, да и этого мира в целом.
Я переехал жить на юг Франции к лазурным берегам Прованса в живописный городок Арль, где творил не покладая рук, творил до безумия в буквальном смысле этого слова. Меня собственно и поместили в клинику для душевнобольных, что только лишь усугубило моё состояние, и я как истинный художник, не мог не разрушить оковы несвободы и в один из летних деньков решил отпустить свою заточенную в кандалы измученную душу. Пуля, выпущенная из пистолета, оказалась роковой, хотя умер я не сразу. Мой родной брат, который пришёл разделить со мной последние часы жизни позже даже напишет какими были слова, произнесённые мной за несколько минут до разлуки: "Печаль будет длиться вечно", - якобы сказал я ему, хотя, если честно я этого уже совсем не помню.
