Борясь за шелковицу, Гурунц верил не только в свои силы, но и в самое тутовое дерево: "Снова в горах рубят тутовое дерево. Снова слышу ненавистный свист топора. И я говорю не прощай, а здравствуй, шах-тута! Как бы тутовое дерево ни били, ни терзали, какой бы грубый ветер не обкатывал его, оно живет, упрямо и гибко расправляясь после каждого удара. И, подобно вьетнамскому бамбуку, может рассказать историю, полную страданий, и все же - победную..."

Десять лет я жил и работал врачом на Камчатке и последние годы пребывания там вел систематическую переписку с Леонидом Гурунцем. Далекий полуостров был для меня своеобразной стартовой площадкой, откуда я начинал путешествия на плоскодонках по морям и рекам. Словом, был я, как говорится, легок на подъем. И когда Гурунц в одном из писем предложил совершить вместе с Шагеном Мкртчяном совместное путешествие по родному нам Карабаху, я тотчас же согласился.

...Когда осенью шестьдесят девятого по завершении путешествия я уже возвращался из Карабаха на Камчатку, всю неимоверно долгую дорогу ловил себя на мысли, что жизнь моя была бы обкрадена, обеднена, если бы не обязывающий к действию поход по дорогам и весям родины, которая переживает трагическое время. До того я знал, что в Арцахе есть трудности, сложности. Но я увидел поистине агонизирующую родину. Как врач я не только чуть ли не в каждом населенном пункте ставил социальный диагноз, но и определял прогнозы, которые представлялись мне более чем печальными, если не сказать, роковыми, фатальными. Железная дорога, которая в годы войны привозила раненых с фронта в Степанакерт, проросла травой, ибо она теперь уже кончалась в Агдаме, в 25 километрах от столицы НКАО. Бурно развивалось овцеводство - за счет поголовья свиней. Нетрудно догадаться, с какой целью это делалось. Для того, чтобы количество азеров в Карабахе росло не только за счет чабанов, из Баку перевели в Степанакерт армянский педагогический институт, в котором открыли азербайджанский факультет. И начался прием студентов азеров не только из Шуши и Агдама, но и из Кировадаба и Ленкорана, Нахичевана и Баку, не говоря уже о наплыве в Степанакерт пантюркистских проповедников, закомуфлированных под профессорско-преподавательский состав.

Так что и впрямь не трудно было предвидеть, что ждет Карабах через десять-двадцать лет. Тем более, что трагический пример был у нас перед глазами: судьба армянской Нахичеванской автономной республики, где практически не осталось армян-аборигенов. Такую же участь пережила огромная армянская историческая область Гардман, куда входил весь окрест Гандзака (Кировабада), а также Ханларский, Дашкесанский, Шамхорский, Гетабекский, Таузский, Казахский районы. Держался лишь Арцах. Но и он медленно, но верно приближался к краю пропасти.

И не миновать бы беды, если бы у самого её края, рискуя собственной жизнью, не стояли, как стена, неистовый Леонид Гурунц и его соратники, ставшие провозвестниками Карабахского движения - этого спасительного для армянского народа Аварайра XX и XXI веков.

Зорий БАЛАЯН

__________________
«Никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит.»