Потом у Вас вышла книга об Армине Вегнере. Наверное, Вы знакомы и с другими книгами, исследованиями по Геноциду армян. Как лучше представить такую тяжелую тему современному человеку, чтобы она прозвучала должным образом?

Это стало следующим шагом. Когда я закончил книгу о Гарегине I, уже приближался 1700-летний юбилей, и вторая моя книга вышла как раз в 2001 году. Потом мы оказались в преддверии 90-летия Геноцида. Со мной произошла естественная эволюция. Занимаясь Армянской Церковью, нельзя не заняться армянской историей. Обратившись к истории Армении, нельзя не обратиться к теме Геноцида.

Во времена нацизма Армин Вегнер уехал в Италию и скончался здесь. Сын Вегнера сейчас живет в Риме, я его очень хорошо знаю. Вегнер передал свои материалы Союзу армян Италии. В Италии эти материалы уже изданы, правда, не полностью. Часть того, что вошло в русское издание, издается впервые. Читая дневники и письма Вегнера, я находил строки поразительно соответствующие отдельным фотографиям. Увиденное настолько его впечатлило, что он делал не только снимки, но и записи в дневник. Книга издана таким образом, что фотографии сопровождаются отрывками текста — моей задачей было установить соответствие, отыскать нужные фрагменты.

В связи с темой Геноцида я бы сказал о двух важных вещах. Я бывал в Армении, знаю армянскую молодежь в Москве. Иногда молодые армяне говорят, что пора перевернуть эту страницу. Я могу это понять. Мой друг итальянский армянин Пьетро Кучукян учился у мхитаристов в Венеции. После этого он в течение долгих лет ничего не хотел слышать ни о Геноциде, ни об Армении вообще, хотя сам был сыном человека, выжившего во время Геноцида. После смерти своего отца, будучи уже взрослым человеком, врачом в Милане, он вдруг заново открыл что-то в своей душе, отправился в Турцию и объездил на мотоцикле всю Западную Армению — тогда это считалось очень опасным. Будучи не историком, а врачом, он фотографировал, беседовал с людьми, собирая сведения о прошлом. Типичная судьба армянина.

Я понимаю, что для многих людей эта тема слишком болезненна, особенно для потомков тех, кто чудом выжил. И все же я считаю: если мы хотим, чтобы будущее было по-настоящему лучше, нельзя забывать прошлое. Если мы не забудем о тех зверствах, которые происходили в XX веке, мы можем надеяться, что XXI окажется лучше.

Второе. О Геноциде говорили много и надо еще говорить. Тут есть еще и политический момент: Турция сейчас просится в Европу и, дай Бог, европейцам хватит смелости поставить условие признания Геноцида. Это нужно самой Турции, которая сейчас очень быстро развивается. Если мы хотим, чтобы Турция была действительно демократической страной, надо помочь туркам разобраться со своим прошлым. Но есть другой момент. Даже о такой страшной вещи, как Геноцид, нужно говорить, подчеркивая проявления гуманности в той ситуации. Я переводил дневники знаменитого русского философа Павла Флоренского (кстати, армянина по матери), который при советской власти оказался в лагере на Соловках. В неволе он нашел в себе силы заниматься самыми разными вещами, например, открыл много лекарств на основе водорослей — лекарств, которые используют до сих пор. Находясь на Севере, он разработал технологию строительства в условиях вечной мерзлоты. У него было много детей, и он писал из лагеря отдельные письма каждому из них. Старшей дочери, которая интересовалась литературой, он пишет о литературе, из этих писем можно составить учебник по истории литературы. В самых худших условиях человек может проявить лучшие свои стороны — есть такой парадокс.

Даже в такой черной странице истории, как Геноцид можно найти потрясающие эпизоды человечности. Вот, например, Армин Вегнер. Немец, гражданин страны — союзницы турок, он должен был закрывать глаза на происходящее. Тем не менее, он считал свидетельство о Геноциде своим человеческим долгом. Кстати, вернувшись в Германию, он позднее написал письмо Гитлеру в защиту евреев. Это не единичный пример, можно вспомнить и Нансена, и других. О Геноциде лично мне хочется писать в таком ракурсе.

Сейчас я тоже пишу об удивительном человеке: арабе Файезе эль-Гусейне, который был должностным лицом Османской империи — каймакамом, то есть вице-губернатором. Был не просто мусульманином, но глубоко верующим мусульманином. Его арестовали по обвинению в участии в младоарабском движении и должны были привлечь к суду. Других его товарищей сразу расстреляли, но его, как официальное лицо, намеревались судить военным судом и направили из Дамаска в Эрзрум. К этому времени Эрзрум заняли русские войска, поэтому он добрался только до Диарбекира — здесь его шесть месяцев содержали сначала в тюрьме а потом под домашним арестом. По дороге он своими глазами видел очень многое. Пока он был в Диарбекире, там находились все турецкие административные чиновники, которые занимались вопросами депортации, а потом, при отступлении турок бежали из Вана и Эрзрума. Они общались с бывшим каймакамом, как коллеги, рассказывали о принятых против армян мерах.

Файез эль-Гусейн вскоре бежал из заключения и уже в 1916 году написал свою книгу. Если Армин Вегнер был европейцем и мог испытывать христианскую солидарность, то здесь мы имеем дело с мусульманином. Как глубоко верующий человек, Файез эль-Гусейн пишет с этой точки зрения, пишет, чтобы защитить ислам. То, что творят турки, по его словам попирает все законы ислама, все нормы исламской этики. Безусловно, автор и сам по себе интересен, как свидетель, как личность. Но еще более он становится интересным в свете сегодняшних событий в мире.


Геноцид и мог произойти именно в таких масштабах, потому что младотурки представляли собой сугубо светскую, секулярную власть.

Совершенно верно. Точно такое же светское правление установил позднее Кемаль Ататюрк, который пришел к власти на деньги, полученные от Ленина.

__________________
«Никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит.»