Сонет мой за обман века бы осудили,
Когда б он показал свой образ неземной, -
Но в песне, знает Бог, ты скрыта, как в могиле,
И жизнь твоих очей не выявлена мной.

Затем ли волшебство мной было бы воспето
И чистое число всех прелестей твоих -
Чтоб молвили века: "Не слушайте поэта;
Божественности сей не в обликах мирских"?

Так высмеют мой труд, поблекнувший и сирый,
Так россказни смешны речистых стариков, -
И вправду о тебе сочтут за прихоть лиры,
За древний образец напыщенных стихов:

Но если бы нашлось дитя твоё на свете,
Жила бы ты вдвойне - в потомке и в сонете.

Перевод В. Набокова

***

Как мне уверить в доблестях твоих
Тех, до кого дойдет моя страница?
Но знает Бог, что этот скромный стих
Сказать не может больше, чем гробница.

Попробуй я оставить твой портрет,
Изобразить стихами взор чудесный, -
Потомок только скажет: "Лжет поэт,
Придав лицу земному свет небесный!"

И этот старый, пожелтевший лист
Отвергнет он, как болтуна седого,
Сказав небрежно: "Старый плут речист,
Да правды нет в его речах ни слова!"

Но, доживи твой сын до этих дней,
Ты жил бы в нем, как и в строфе моей.

Перевод С.Маршака

***

Who will believe my verse in time to come,
If it were fill'd with your most high deserts?
Though yet, heaven knows, it is but as a tomb
Which hides your life and shows not half your parts.

If I could write the beauty of your eyes
And in fresh numbers number all your graces,
The age to come would say 'This poet lies:
Such heavenly touches ne'er touch'd earthly faces.'

So should my papers yellow'd with their age
Be scorn'd like old men of less truth than tongue,
And your true rights be term'd a poet's rage
And stretched metre of an antique song:

But were some child of yours alive that time,
You should live twice; in it and in my rhyme.