- А вот и девочка твоя синеглазая уже дома!
Действительно, явилась не в восемь, как грозилась утром, а практически в шесть... да еще и с покупками из "Копейки", ого! Может быть, мне действительно создать уютное гнездышко с тобой, такой понимающей и услужливой! Бросающей работу и мчащейся ко мне на крыльях безответной любви...
- Как тут мой любимый Горыныч без меня? Как мое самое родное солнышко провело без меня день?
- Прекрасно без тебя день провело, - сострил я, - что жрать будем сегодня?


Через две минуты, после того как в ванной прожурчал и умолк кран, я, сидя в раскладном кресле перед телевизором, почувствовал затылком щекотливое прикосновение волос и нежные поцелуи. Ну, началось. Знает ведь, что не устою. Но сознает ли, что не любовь это для меня и не власть надо мной для нее...
И охота же ей каждый день вот так выкладываться по полной, не понимаю. Эта изысканная сервировка, эти "салатики", эти рюшечки на салфетках, эти выглаженные скатерти и неизменные свечи.
- Ну что, уже можно приступать к торжественной трапезе или помолиться еще может быть? - съязвил я.
Танька промолчала, все еще храня на лице следы счастливой и довольной улыбки. Кажется, она решила не давать мне никаких поводов для конфликта. Ну что ж, по крайней мере, это уже новый этап отношений на критической их стадии.


Отправив Таньку спать, хотя предстоял уикенд, я для начала сделал вид, что собираюсь смотреть телевизор, и даже умудрился с неподдельным любопытством уставиться на экран, где Владимир Вольфович вступил в очередной поединок у Соловьева. Нет, я никогда не скрывал от Таньки, что у меня куча дел на Интернете, да и "погонять стрелялки" я всегда был не дурак. Но этой ночью что-то вроде "авантюрной совести" заставило меня притвориться, что к компьютеру я даже не подойду. Еще что-то необъяснимое заставило меня заглянуть в спальню, чтобы убедиться, что Танька крепко спит. Беззвучно рассмеявшись своим заговорщическим действиям, я осторожно, но основательно приложил дверь в спальню и с кучей "бабочек в животе", как сказали бы англичане Завена, чуть ли не порхая по воздуху, оказался у компьютерного стола. Черт побери, откуда это все эти подростковые реакции у здоровенного лба, которому вот-вот тридцатник оттарабанит? На чем они основаны? На безликой объяве и случайных снах и воспоминаниях? Есть! Есть послание через сайт знакомств!


Раскрыв рот от счастья и еле сдерживая крик восторга, я несколько раз стукнул себя кулаками по бедрам, прежде чем "распечатать" послание. "Так Илона или Милена?" Это было все, что написала мне Преступница. Ни приветствия, ни слова о внешности, о фото и вообще о знакомстве. Непроста, ой непроста. Господи, что ей написать? "Умоляю Вас не прерывать общения. Мне кажется, я Вас знаю. Развейте мои сомнения! Вы до 17 лет жили в четвертом подъезде, на седьмом этаже, в сорок втором доме. Скажите, так это или нет?". Отправив это сумбурное послание я вдруг пожалел о содеянном. Что ты натворил, дурья башка, что за муть ты ей написал, а вдруг это не она... Кто "не она"? Не Преступница? Это именно Преступница. Да, но вдруг она не та самая девчонка? "Если Вы разыскиваете кого-то, обратитесь в соответствующую службу. А в каком подъезде жили Вы?". Ну что я говорил! Она и есть! Иначе с какого прикола она бы стала меня спрашивать...
С бешено колотящимся сердцем, глубоко дыша, я стал прикидывать, что ей написать. Она у компьютера, а это значит, что сейчас может получиться более-менее реальный диалог.

О эта влюбленность! В кого, как, почему? Но это самая настоящая эйфория влюбленности, причем совершенно не похожая ни на какую из прежних. У меня никогда не было армянки. Слишком юным покинул я блокадный Ереван, где прожил всего три года после переезда, едва окончив там русскую школу. Может быть, в этом дело, - в том, что она из наших? А вот и тема для вопроса. Только спокойно, Горыныч, не проявляй особой восторженности, это их раздражает, особенно, когда они не уверены, кто на том конце коммуникации. "Жил я в пятом. И я на три года моложе Вас. Кажется, уже в пролете. Вы ведь написали, что знакомитесь только с теми, кто старше Вас. Впрочем, наше знакомство все равно вряд ли состоится, потому что я ищу для себя именно армянку. А вы, возможно, и не армянка вовсе". Отправлено. И дуролом же ты, Горыныч, честное слово. Ну и текстик! Ладно, неважно, она уже в контакте. Что-нибудь да отстукает.


Я носился в перерывах между посланиями на кухню, хватая там то я яблоко, то крекер, то картонку с молоком.
- Что с тобой, малыш мой? - Танька, совершенно обнаженная, прищурившись от света, стояла в дверях спальни, когда я возвращался из кухни, держа тарелку с печеньем, - почему ты так громко смеялся?
- Смешно было и смеялся, чего выставилась? Ну-ка свалила...
Провоцируешь скандал, Горыныч? А не рискуешь ли ты? Рискую - чем? Тем, что она поссорится со мной и бросит меня? А разве ты забыл, как год назад, отправляясь по твоему указанию на второй аборт, она обещала, что не вернется к тебе, и что же? Вот она, во всей красе, вытянулась тут...
- Горыныч, родной, поговорим? - Танька забрала у меня тарелку и прошествовала с ней в гостиную, где орал телевизор и мерцала на мониторе страница моего личного ящика.
Нет, она вообще не смотрит в строну компьютера. Она ласково и даже жалобно смотрит прямо на меня.
- Не могу я больше так, маршрутка, метро, потом пешком, и эта погода... Ну почему ты не купишь мне машинку, ну хоть какую...
- Танька, не беси меня, я тебе уже все сказал про машину, - ездишь общественным транспортом и сопишь в две дырочки. Иди спать.
- Погоди, я еще не все сказала... - голос ее стал нейтральнее и даже тверже.


Однако, эта перемена в ее интонации мне была сейчас совершенно фиолетова, и она не могла этого не почувствовать.
- Ну что там у тебя еще? Купить завтра итальянских сухарей для твоих котлет? - еле сдерживая бешенство, я уже сидел у монитора.
- Нет... сухарей не нужно...Но в третий раз я не пойду на аборт.
Так... снова-здорова. Эта особа всерьез решила меня захомутать. И, черт побери, после разговора с матерью, зная ее настрой, я бы, возможно, и подумал над этим, если бы не... Ты о чем, Горыныч? Об этом безликом объявлении и паре-тройке эпизодов из детства? Ну, вроде бы да. Как это ни странно, ни абсурдно, ни глупо... а не встреть я этой объявы, все мое поведение, тем более, после маминого одобрения, было бы совершенно иным. Да не волнуйся ты так. Где два раза, там и три. Не хочу и не могу думать о будущем с ней. Не мог раньше, а теперь - тем более.


- Ты ведь на таблетках...
- Но иногда бывают осечки... - промямлила она.
- И что ты предлагаешь?
- Ну... мы ведь так хорошо живем.... душа в душу... Мне кажется, мне не будет ни с кем так хорошо...
- Таньк, нет, я тебя прошу, я не готов. Честное слово, я не держу тебя, ты можешь создать семью, если считаешь что готова, но я не готов.
- Говоришь сам не понимаешь что! - Танька расплакалась и бросилась в мои объятия. Я не мог устоять против ее слез.


Гладкое белоснежное тело судорожно тряслось в моих руках, и я, наткнувшись пальцами на шрамик на ее плече, стал отвлекаться на мысли о нем, чтобы не попасть снова в этот омут страсти, поглощающий, отупляющий и бессмысленный. Шрамик, который Танька схлопотала в подростковом возрасте, - будучи еще в Липецке, поцарапавшись о торчавший из забора гвоздь. А к забору-то небось тебя какой-нибудь пацан припер в порыве сперматоксикоза. Вот и сидела бы, Танька, в своем Липецке и не доставала тут меня. Москва-то не резиновая...

Как ни печально, в эту ночь Преступница не написала мне больше. Однако, она мне приснилась снова. Точнее, приснилась та бакинская девчонка, которую я твердо и четко с ней проассоциировал. Она в компании нескольких одноклассников возвращалась из фотоателье, где они снимались на комсомольский билет, а я, одиннадцатилетний пацан, пытался перейти улицу. Когда я, уверенный что опасности нет, сделал шаг на проезжую часть, одна из тех девчонок испуганно вскрикнула, и сильные руки семиклассника стащили меня с дороги за долю секунды до того, как выскочившее из-за поворота такси, визжа тормозами, пробуксовало прямо передо мной. Мне спасли жизнь, и это был реальный случай, однако тогда я его не запомнил, и никогда после этого о нем не вспоминал, и тут он мне приснился. Что же было потом? Ох уж эта Танька со своими вечными ночными пинками... такая милая и спокойная в жизни, а когда спит - егозит немерено.


Посмотрев на часы, я решил, что лучше встану в пять утра, зато днем отосплюсь спокойно, без пинков. Потом вдруг я почувствовал необычайный прилив энергии и одновременно с ним - желание включить компьютер. Несмотря на внеурочный час, я был уверен, что есть от Преступницы ответ. Однако, меня ожидало разочарование. И на что ты рассчитывал, интересно... что она не спит ночами, просиживая у монитора? При мысли о бессоннице я вдруг вспомнил, как в одну из новогодних ночей моего детства, когда выпал редкий для моего южного города снег, народ повалил на улицы - играть в снежки. Люди практически не различали кто есть кто, и искренне, по-детски радовались происходящему. И она, Преступница, тоже была во дворе, только, в отличие от всех остальных, опять сидела на качелях неподвижно и уставившись в одну точку.
"Почему ты не качаешься?".
"А зачем мне качаться?".
"Качели - для того, чтобы качаться!".
"А жизнь для чего?".
"Для того, чтобы ее проживать!"
"А почему же мы ее не прожили?"
"Что?"
Минуточку, это что, снова сон? Неужели я задремал? Ведь только что был полон бодрости и энергии.


Наскоро одевшись и схватив с комода ключи от машины, я галопом направился к гаражу, завел машину и поехал на Проспект Мира, в тренажерный зал моего близкого друга, Олега. Зал работал круглосуточно, и я мог быть уверен, что даже в шесть утра смогу позаниматься. Хотя на самом деле сюда меня всегда приводило нечто иное, чем просто потребность размяться физически. Я тут бывал каждый раз, когда возникали серьезные неурядицы в бизнесе или волнения иного рода. В последний раз я был тут месяц назад, когда арестовали моего школьного друга по Еревану, Ашота, за махинации с поддельными корочками и регистрацией в Москве. Он, конечно, очень скоро откупился, но только занятия в этом зале позволили мне не сорваться в те дни и отвлечься от мысли, что факт нашей с ним дружбы может "всплыть" в ненужный момент. Точно так же был обеспокоен и Завен. Однако все обошлось как нельзя лучше. А еще я был тут после того, как Танька отправилась на второй аборт, заявив, что не вернется. Не скажу, что отнесся тогда равнодушно к ее словам. Все-таки, не каблук оторвался. В конце концов, она действительно прекрасный человек и замечательная подруга. Я не хотел тогда, чтобы она так вдруг просто исчезла из моей жизни. Именно поэтому я и поехал за ней. И даже взял букет. Возможно, сейчас я уже и думаю, что не должен был тогда возвращать ее. Однако, судя по той легкости с которой она меня простила, я имею основания считать, что она бы вернулась и сама, - под каким-нибудь предлогом.

Заставляя себя признаться самому себе в том, что мне хорошо с ней, что она - идеальный вариант для меня, я то и дело наталкиваюсь на какой-то необъяснимый внутренний протест. Потом я заставляю себя усиленно выискивать у нее недостатки, но что бы я ни обозначил, в итоге оказывается лишь следствием ее любви ко мне, ее женственности и хозяйственности. Более того, я буду чудовищно неправ, если скажу, что она неинтересна в общении или с ней не о чем говорить. Но чем дольше и больше я думаю о ее качествах, тем более отчаянно мое желание изменить свою жизнь, - изменить так, чтобы Таньке в ней не было места.
- Перебарщиваешь, парень...
Возле меня стоял поджарый русский мужик высокого роста и, постукивая по бедру рукой с болтающимся в ней полотенцем, встал в выжидательную позицию.
- Да, пожалуй, - заметил я и освободил тренажер.

Вот и народ начал подгребать, - деловой свет Москвы нового поколения, - здорового и лишенного неподобающих комплексов. Перед рабочим днем - непременно зарядиться. Я стал направляться к беговой дорожке на другом конце зала, у входа, и уже почти дошел до нее, когда увидел, как в зал вошла дамочка, от вида которой я невольно замедлил шаг и остановился. Нет, она не была яркой красавицей или какой-то известной личностью. Она даже не была одета для зала, - на ней было облегающее джинсовое платье и высокие сапожки на большой платформе. Я даже успел удивиться тому, что ее вообще пропустили сюда в таком виде. Однако не это заставило меня застыть, еле скрывая внешние признаки бешеного волнения. Дело было в том, что я будто узнал ее, и с какой-то странной обыденностью решил для себя, что это она, Преступница. Однако, посмеявшись над своей впечатлительностью и над нулевой вероятностью того, что это может быть она, я оттолкнул от себя эту мысль. Впрочем, это не помогло мне отвести от нее глаза. Я все еще взглядом провожаю ее.

Увидев, с какой спокойной уверенностью она прошествовала по залу, я понял, что она скорее всего жена или подруга одного из совладельцев. Подойдя к Поджарому, она нежно поцеловала его, получив в ответ не менее нежный, но довольно короткий поцелуй, словно он не желал марать ее своим атлетическим потом. Потом они в обнимку направились к выходу, разговаривая вполголоса.
- Тебя отвезти?
- Да, только поторопись.
- А дети?
- Их уже отвезли.
В тот момент, когда они на пару секунд остановились возле двери, чтобы приноровиться к выходу, что-то заставило меня выкрикнуть:
- Преступница!

После этого я продолжал смотреть на нее, не обращая внимание на присутствие мужа. Внешне мой выкрик никого из них не впечатлил. Поджарый-то наверняка считал меня не вполне нормальным уже тогда, когда ему пришлось дожидаться меня у силовой машины.
Он пропустил ее первой в стеклянную дверь, а она, дожидаясь его, одарила меня через стекло коротким, но настолько многозначительным взглядом, что я - снова с заметной обыденностью! - осознал: нет других Преступниц. Преступница - одна, и я не мог не узнать ее.


Сегодня суббота, выходной, но присутствие Таньки ничуть не помешало мне преспокойно усесться за компьютер и ринуться в почтовый ящик, даже для вида не погоняв стрелялки. Во-первых, во мне возникло чувство полнейшего безразличия к тому, как она прореагирует, прознав о моих "интернетовских похождениях". Во вторых, она занялась стиркой и уборкой, что никак не могло позволить ей сколько-нибудь сосредоточенно и осмысленно пронаблюдать за моими действиями. Кроме того, я уже могу писать Преступнице прямо из своего почтового ящика, не залезая на яркий и мерцающий сайт знакомств, - так как у меня уже есть несколько сообщений от нее.

Не обнаружив от Преступницв послания, я решил написать ей с новой интригой: "Вот как, - Преступница, оказывается, замужем! Странно-странно для замужней дамы оставлять объявления на сайтах знакомств. К тому же, как я успел понять из увиденного, вы в прекрасных отношениях с мужем. Как все это понимать?". Ответ пришел минут через сорок. "А вы разве не женаты?". Вот-вот. Ни малейшего недоумения, на капли смущения, никаких попыток оправдаться. Какие теперь могут быть сомнения в том, что я видел сегодня именно ее? Разволновавшись как от ее реакции, так и от самого ее вопроса, я встал и принялся прохаживаться по комнате. Потом вдруг схватил сигарету с зажигалкой, прикурил и... сел снова к монитору. Стоит ли удивляться тому, что через минуту в комнату влетела ополоумевшая от столь невероятной моей выходки Танька и, остановившись на полпути ко мне, словно вовремя вспомнив, что со мной не пройдут те же номера, какие она наблюдала у себя дома между своими родителями, - замерла с вопросительным взглядом.


- Да, мне неохота выходить в подъезд, у меня здесь срочные дела, принеси пепельницу, - произнес я в ответ на ее остолбенение.
- Горыныч, пожалуйста, не кури в квартире...
- Танька, пепельницу тащи и не умничай...
Кажется, смирившись с ситуацией, она решила снять напряженность:
- А волшебное слово?
- "Бегом"!

Как ответить на вопрос о том, женат ли я? А женат ли я? Нет! Значит, пишем, "нет"? А не женат - стало быть, свободен? А свободен ли, если вокруг тебя снует вот это прелестное создание, которое тебя безумно любит, которое создает тебе нечеловеческий уют, и которое ты время от времени поимёбываешь, и в данный момент оно носит под сердцем результат этого фееричного действа?.. Итак, свободен? Несостыковочка однако. "Горыныч вынужден признаться Преступнице, что, хоть и не женат, но находится сейчас в довольно удручающей, хотя и не лишенной приятных моментов связи".
- Горыныч, ты знаешь, Светка пыталась покончить с собой, а сейчас ее поместили в стационар для психически неуравновешенных.
Танька стояла за моей спиной, держа пепельницу.
- Не понял... твоя Светка, которую уволили из офиса Сафарова?
- Ну да, кто же еще...
- Кто сказал тебе? - отправив послание, я забрал пепельницу, поставил ее слева на компьютерный стол и свернул страницу моего почтового ящика.
- Ее мать звонила, сообщила. Сказала, что она пыталась вскрыть вены. Я предложила заехать, навестить ее, но мать ответила, что она уже в клинике, и к ней пока нельзя.
- А что вообще случилось, почему она так?
- Ты знаешь, ее мать сама хотела это выяснить именно у меня, как у ее самой близкой подруги. Но я, честно говоря, теряюсь... ну, не из-за увольнения же!
- Ну хорошо, а что она говорила, чем проявила то, за что ее в клинику замели?
- Мать рассказывает, не в себе была, говорила, что жить теперь не хочет, что ее жизнь теперь лишена смысла...Кричала, рвала на себе волосы, представляешь?
- Светлана? - я опешил.


Эта молодая женщина - не только близкая подруга моей Таньки, не только одна из сотрудниц в офисе моего делового партнера Гариба Сафарова, - она вообще одна из самых уравновешенных и здравомыслящих людей, - не женщин, а именно людей! - каких я когда-либо знал. Новость о ее поступке оказалась насколько неожиданной для меня, настолько и невероятной, даже абсурдной.
- Хорошо, Танька, я свяжусь с Гарибом, постараюсь узнать, что там произошло. Мне самому уже стало интересно.
- Ты, все-таки, думаешь, что это связано с работой, Горыныч?
- А с чем же еще? Личной жизни у нее ведь не было никакой...
- Да, не было... Я просто теряюсь, Горыныч, мне даже страшно...
Я промолчал в ответ, и Танька, кажется, сочла возможным перейти на эмоциональный шантаж.
- А знаешь, я ведь тоже иногда думаю... что могла бы вот так же как Светка... особенно теперь... - она сделала самый ненавистный для меня жест - погладила рукой свой живот, как если бы это уже был живой ребенок.
- Бергеру позвонила уже? - со скучающим видом, пропустив мимо ушей ее слова и не проявив внимания к ее жестам, я сделал последнюю глубокую затяжку и загасил сигарету, - договорилась, когда на аборт? Или мне это самому сделать?


Танька опустила глаза и, казалось, вот-вот расплачется.
- Сразу видно, что ты не понимаешь, о чем говоришь... помнишь, я давала тебе читать...
- Танька, не будь занудой. Все эти твои околонаучные фильмы об абортах и беллетристические статейки для средних умов меня никогда не трогали и не убеждали. Не пытайся снова со мной поссориться, прошу тебя...
- Ты знаешь, пока тебя не было, звонила твоя мама, мы познакомились, поговорили... она все знает, и она хочет, чтобы мы...
С какой-то невиданной силой кровь хлынула мне в голову. Я встал прямо перед ней и схватил ее за плечи.
- Моя мать... она сегодня же от меня узнает, что все, что ты ей наговорила - твои дешевые выдумки, поняла?
- Но ведь это не выдумки...
- Нет, это выдумки! Все это плод твоего воображения.
- Как? То, что мы прожили и пережили столько вместе...
- Так было лишь потому, что тебе этого до смерти хотелось, а меня более-менее устраивало. Но это не предел моих мечтаний, запомни. И ребенок тебе никак не поможет, а лишь покалечит жизни нам обоим... Оцени то, что я честен с тобой.

Наконец, Танька не выдержала и расплакалась. Вот что я никогда не мог спокойно воспринимать. Усевшись за монитор с лицом человека, выполнившего свой долг, я снова открыл почтовый ящик. Есть послание. Но я не стал его "вскрывать". Как я могу читать послание от самого желанного для себя собеседника под отчаянные рыдания несчастной девушки?
- А твоя мама... твоя мама сказала, что ты такой замечательный... она меня обещала научить готовить то, что ты любишь!..

Продолжение следует

__________________