Join Date: Oct 2008
Location: San Diego, CA, USA
Age: 53
Rep Power: 17
|
Re: Мой Новый (но не последний ;))) Роман
******
Я просто сидел в кресле в самом темном углу сафаровского кабинета, он даже не попросил меня как-то скрыться или что-то в таком роде. Он просто прошел к своему столу и что-то наклацал на клавиатуре. Через полминуты в кабинет вошла девушка с торжественным и в то же время мученическим выражением лица. Она, демонстративно не обращая внимания на мое присутствие, выдвинула одну из полочек в столе, достала оттуда что-то непонятное, положила на тол, потом попросту задрала себе юбку, под которой не оказалось никакого белья, наклонилась над столом и застыла. Мое сердце забилось и я почувствовал напряжение в нижней части туловища. Только этого мне не хватало. И зачем я только здесь? Можно было запросто догадаться, что тут происходит и не унижаться такими наблюдениями. Однако, все оказалось намного "изысканнее" даже того, что я мог предположить.
здесь идет описание сцены, и, хотя там нет мата, и в современной широко доступной литературе можно найти и не такое, - я все же воздержусь от открытой публикации этой части, - полностью она опубликована в скрытом разделе моего собственого форума, за который я сама несу ответственность.
У меня застучало в висках, и я почувствовал, как мои штаны увлажнились, как у самого завзятого подростка- девственника.
- Черт побери, Гариб, ты бы хоть предупреждал, - отдуваясь, проворчал я, когда девушки удалились, - эдак можно, знаешь...
- Я тебя предупреждал... разве нет? И что ты теперь скажешь на это? Ты знаешь, что они все живут в ожидании этого сеанса. Все, понимаешь? И не дай Бог мне забыть и вызвать кого-то два раза подряд. Та, первая, с которой я это начал.... там ведь не было всех этих "кучерявостей" - это они уже сами потом наслоили.
- Боюсь, что на очереди наслоение того, что они тебе ремень-то в зубах и на четвереньках подносить станут, - съязвил я, - Обычный мазохизм, но как тебе удалось собрать в одну кучу столько извращенок?
- Поверишь, Горыныч, все это вполне нормальные девушки... были, во всяком случе. Уверяю тебя, что при определенных условиях до такого может докатиться практически любая.
- Ну, хорошо, а вот это, с подносом, что это вообще такое, - это, по-моему, чересчур.
- Гор, дело в том, что я никогда не делаю с ними ничего такого в обычной форме. То есть, залететь от меня нереально. А однажды какая-то из них поделилась с подружками способом... мол можно и "оттуда" извлечь семя и заморозить, и потом...
- Гариб, у вас тут у всех поехала крыша... - я встал и направился к выходу.
- Ну что, все между нами, так ведь? Ты сам видел, что никакого криминала, никакого насилия, все...
- Да, да, все по согласию, Гариб, будь спокоен, обещаю, что я могила.
"Еще бы не могила!" - подумалось мне - разве я стану рассказывать Преступнице все это паскудство... так, наверное, опишу в общих чертах. Не могу я рассказывать собственной любимой женушке такие истории. После того, что я увидел своими глазами и услышал от Сафарова, - а не доверять его словам у меня нет оснований, - я уже не был уверен, что и она не заставит меня выделывать с ней такие штуки. Однако, я очень скоро приземлил себя тем, что никакая она мне не женушка, и что если она и заставит кого-то выделывать с ней такое, то это буду не я, а Поджарый.
Я решил заехать проведать Светку. Теперь, когда я знаю, в чем ее «беда», я наверняка смогу с ней как-то «поговорить об этом». Кроме того, я мог бы разъяснить картину врачу, который ее наблюдает, и попросить его порекомендовать специалиста, - пусть даже гипнотизера – только бы избавить Светлану от навязчивых идей.
- Сегодня нет посещений, молодой человек, - не глядя на меня, прореагировала на мою просьбу дежурная.
- Даже в виде исключения? – вкрадчиво проговорил я, надеясь, что она все-таки подымет на меня глаза и, пораженная моим несомненным мужским шармом, растает и «придумает что-нибудь».
- Какие могут быть исключения, - проворчала она, лишь коротко «стрельнув» в меня глазами, - приходите завтра, по средам у нас нет посещений...
- Но у меня важная новость для ее врача. А сначала я должен проверить эту информацию с ней. Это ведь вопрос ее состояния, тут любая минута может многое решить, а Вы говорите «завтра»...
- Знаете ли... у всех важная информация и всем нужно срочно что-то решить... но правила для всех одинаковые.
- Ну, хорошо, а с врачом поговорить я могу?
- Он обедает.
- Где?
- А вон, в кафе напротив...
- Спасибо хоть на этом, красавица! – прекрасно зная, как действуют на старых дев ничего не значащие комплименты, я не удивился тому, что даже краем глаза было заметно, как она расцвела и выпрямилась.
Разумеется, я не стал выдавать дежурную, и не сказал врачу о том, что специально зашел в кафе, чтобы застукать его.
- Как? И Вы тут обедаете? Здравствуйте, приятная встреча, - сказал я таким тоном, будто знаю этого врача всю жизнь, а не во второй раз вижу, - я подсяду к Вам, если Вы не против.
- Все понятно. Анжелика Вас на меня навела...
- Какая Анжелика? – я прекрасно понял, что врач имел в виду дежурную, но для меня стало такой неожиданностью ее имя, что мой вопрос прозвучал абсолютно искренне и невинно. Впервые в жизни я столкнулся со столь неприметной обладательницей такого роскошного имени.
- Как, значит, наша встреча действительно случайна?
- Ну, я вообще-то приехал поговорить с Вами.... но для начала решил пообедать... а тут Вы.
- Что-то важное?
- Вы знаете, я сегодня имел удовольствие наблюдать одну ситуацию в том самом офисе, откуда уволили Светлану накануне ее... попытки самоубийства...
- Вы полагаете, то это связано с ее работой?
- А Вы разве нет? Ведь при мне она не раз говорила, что после увольнения ее жизнь теряет смысл...
- Ну, когда лишаешься заработка, можно и так трактовать ситуацию... – он пожал плечами и мне стало немного страшно и за Светку и за всех тех, чьи состояния зависят от этого равнодушного типа.
- Но у нее это дошло до истерики, Вы же помните... неужели Вы думаете, что из-за денег она могла так расстроиться? Да она прекрасный специалист, ее с руками оторвут где угодно, я бы и сам взял ее на работу, если на то пошло, и она прекрасно это понимала. Дело тут в другом. И я готов Вам это рассказать.
- И Вы искренне думаете, что для моей работы с пациенткой Ваш рассказ будет полезен?
Мне рассказывали о «ревности» специалистов, и о том, как они стараются избегать чужих идей или же, равнодушно их выслушивая, наматывать на ус, а потом менять какую-то мелочь и выдавать за свое. Но мой рассказ и мое мнение о ситуации – разве это вмешательство в его работу?
- Я просто хочу помочь своей подруге, доктор, упаси меня Бог вмешиваться в ваши методы.
Когда я рассказал врачу о том, что увидел в кабинете Сафарова, я не стал ждать его реакции или комментария. Я сразу спросил, можно ли заставить ее забыть это дело или, как вариант, проникнуться к нему отвращением или же просто равнодушием.
- Все зависит от того, как долго и как часто это происходило именно с ней. Как Вы понимаете, она отнюдь не расположена расстаться с этой «вредной привычкой». Более того, для нее это вовсе и не вредная привычка, а нормальное, приемлемое морально и физически явление... В этих случаях нужно действовать крайне осторожно...
- О какой моральной приемлемости Вы говорите, - да у нее такая мать, что если бы прознала про эдакое, она бы от этого офиса ни одной щепки не оставила...
- Это, кстати, тоже один и факторов, молодой человек. Девушке первоначально не с кем было поделиться, а ввязавшись в это и увязнув, она стала вести двойную жизнь, скрывать от матери такой факт... согласитесь, для их семьи это было нехарактерно...
- Да, я согласен, но есть ли у нее шанс на выздоровление?
Врач помолчал, пристально глядя на меня, словно оценивая мое «соответствие» его предложению по выздоровлению Светки.
- Да, и шанс этот очень простой... вернуть ее на прежнее место. Пусть работает. Вы ведь сказали, что офис работает как часы? Вы ведь сказали, что между ними там все отработано до мелочей? Вы ведь говорили, что там нет ни насилия, ни криминала? Девушка живет этим, зачем ее этого было лишать – «смысла ее жизни»? Вы думаете, что если бы у любящей матери отняли ребенка, реакция была бы иной? Да точно такой же: истерики и крики о том то жизнь лишена смысла...
Я смотрел на него, не пытаясь сомкнуть челюсти, и уже сомневаясь в его нормальности. Но то спокойствие и та уверенность, которые он проявлял, со знанием дела вещая мне свои «истины», заставили меня попросту задуматься о ситуации и посмотреть на нее с другой стороны.
- Но, доктор... этому ведь должен прийти какой-то конец. Так не может длиться вечно.
- Всему приходит конец. И лучше, если это будет конец естественный. Потому что я не уверен, что при реорганизации этого офиса больше половины персонала не последуют примеру Светланы.
- Естественный конец? Это что? Вы думаете, они повыходят замуж? Да у них и личной жизни нет ни у кого... никакой. И это не каприз босса. Это их заскок.
- Я повторяю: все пройдет естественным путем. Ничто не вечно... и никто не вечен.
- Понимаю... или осел сдохнет, или Тимур... – я встал из-за стола.
- Как-как Вы сказали?
- Неважно. Я дал вам информацию. Надеюсь, она Вам будет полезна. И я получил Ваши рекомендации, теперь мне необходимо их осмыслить и обдумать. До встречи. Мне пора.
Оставив врача наедине с догадками о Тимуре и осле, я поспешил к машине, мельком поглядывая на разукрашенные к Новому году витрины и фасады. Да, скоро Новый год, а настроение ну ничуть не праздничное. Я сел в машину и набрал номер Преступницы.
- Слышь, Мильончик! Я уже покончил с тайной Сафарова, и не спрашивай, чего мне это стоило.
- Я хочу услышать все в подробностях... – с наигранной капризностью в голосе проговорила она.
- Ты никак озверела совсем, милая моя! - я рассмеялся, - да ни под какими пытками я не стану тебе это все пересказывать.
- Как так... но что там было? Что?
- Ну, как тебе сказать... в общем, что-то из области... ну, в общем, это можно назвать...
- Ну, чем, чем?
- Ну... давай я тебе это с помощью песенки объясню.... я знаю, ты эту псенку любишь, мы с тобой ее часто пели...
- Когда были женаааты – нетерпеливо прервала меня она, - пойте, пойте уже!
- В общем, это из области «под громкое рычание, под бодрое мычание, под дружеское ржание»... понимаешь?
- Нет...
- Ну, «ах было б только с кем»!
- Что там, секс что ли?
- Элементарно, Ватсон! Фух. Как это здорово, что ты избавила меня от произнесения этого ужасного слова!
- Сегодня в семь там же. Все. Я отключаюсь.
Да... снова Турандот. Ну что ж, я, пожалуй, заеду тогда домой, приведу себя в порядок, - времени у меня куча.
После душа я порыскал немного по Интернету и, включив телевизор, как обычно, заснул в кресле.
- Никуда вы не поедете! Я не могу этого позволить! – кричит моя мать и обращается потом к отцу: - ну хоть ты им скажи, чтобы плюнули на этот театр и остались дома, ведь гроза, дождь, темно уже...
- Мамочка, чего ты так боишься? Ну, дождь, ну гроза... это скоро пройдет. Зато эти билеты нам по блату достали, ну только одно представление...
- Твоя жена на восьмом месяце!
- И что? В театр нельзя? – усмехнулась Преступница.
- Скажи честно, это ты придумала весь этот «театр»? Мой сын никогда бы не вздумал в вашем состоянии куда-то выбираться, где полно народу, где шумно, где все что угодно подцепить можно... Ты понимаешь, что тебе нельзя болеть ничем?
- Я понимаю только то, что Вы преувеличиваете, тетя Жося...
- А сколько раз я тебя просила и даже умоляла, чтобы ты меня мамой называла? Почему ты такая упрямая и своенравная?
- Мама, но позволь ей быть собой. Ее мать тоже ее бабушку мамой не называет, и ничего, - живут под одной крышей уже тридцать пять лет...
- Она пришла в нашу семью, пусть соблюдает наши традиции... Мне неудобно перед родственниками, когда она меня тетей Жосей называет.
- Мы опаздываем, Горыныч, - шепчет мне Преступница...
- Не вмешивайся в разговор, я с сыном общаюсь! – мамин голос стал писклявым.
- Мама, мы уже про все поговорили, а если не про все, то продолжим после. Мы опаздываем.
- А я говорю, что никуда вы не поедете. Разве нельзя хоть раз в жизни послушаться мать?
- Мы Вас всегда слушаемся, тетя Жося, разве нельзя хоть раз в жизни сходить на единственное представление.
Мать оглядывается на отца, который стоит, сгорая то ли от стыда, то ли от смущения – не в состоянии произнести ни слова, - и обращается к нему:
- Ну что, ты видишь? Ты видишь, как она со мной обращается? Ты вообще где-нибудь такое видел? Почему именно нам, именно нашему единственному сыну...
- Все Жося, хватит! Хватит! Оставь детей в покое, сколько можно их контролировать и пилить? – Он перешел на карабахский диалект, что по идее должно было придать его словам больше искренности и значимости, - неужели сама не чувствуешь, как ты надоедлива?
Я никогда в жизни, ни до этого случая во сне, ни в реальности не видел своего отца таким. Мать опешила. Мы с женой тоже.
- Ну, что стоите, - отец тем же тоном обратился к нам, - идите в свой театр, идите. Вы имеете право жить своим умом...
Наскоро набрасывая верхнюю одежу, мы услышали из прихожей, как мама, оставшаяся в гостиной, прокричала нам вслед:
- Если из-за нее мой муж впервые в жизни повысил на меня голос, если из-за нее мой муж впервые в жизни сказал мне такие слова – будь она проклята! Будь она проклята!
Мы ехали молча. Дорогу было плохо видно, шел дождь, и настроение у нас было ни к черту. И почему, почему только этому старому дураку взбрело на ум в такую погоду и в такую темень учить сыночка вождению? Почему из-за его сына, который на полной скорости проигнорировал красный свет, моя жена должна была попасть с больницу на восьмом месяце беременности...
Почему все так странно переплетается в снах? Почему я тогда, в том городе, в той жизни, в той ситуации, крича собственной жене самые нежные и ласковые слова на армянском языке, вспомнил, что именно эти слова я скажу на московской кухне, обнимая чужую жену?
- Малышка... жизнь моя... нет, этого не может быть! Отдай мне свою боль... На помощь! На помощь!
Потом вдруг я увидел ее, Преступницу, лежащую в гробу в свадебном платье. Я не видел, но точно знаю, что ее тетка настояла на том, чтобы длинные черные волосы были перекинуты через плечо и, резко контрастируя с белым нарядом, покрывали левую половину груди. Помню что приехало очень много родственников, пришло очень много друзей... Помню, что был еще один, маленький гробик, с нашим сыном. Не видел, но мне как-то стало известно, что менее чем через год после этого не стало моей мамы, тремя месяцами раньше - отца. А после этого я, не в состоянии больше жить в родном городе, где не было ни одной молекулы и ни одного квадратного сантиметра, которые не напоминали бы мне о моем несчастливом счастье, уехал в Москву и начал там жизнь с чистого листа.
А еще в Баку было два скандальных юридических процесса с вовлечением иностранных организаций, - еврейской, - в защиту водителя, приговоренного к семи годам строгого режима за непредумышленное двойное убийство, и армянской - по обвинению доктора Джавадова в том, что он якобы не проявил должного профессионализма именно из националистических соображений, чтобы не оказать нужной помощи моей жене. Однако, в отличие от евреев, добившихся замены приговора своему соотечественнику, армяне не преуспели в своих обвинениях, и дело против Джавадова было закрыто за отсутствием состава преступления. Дальнейшие расследования и перерасследoвания показали, что профессор с мировым именем действовал как нельзя более грамотно, но был бессилен в этом безнадежном случае. Я же - так и остался в Москве, вначале жил у родственников, потом не без их помощи обзавелся работой, потом - друзьями, потом по их совету продал бакинскую квартиру и смог открыть... именно в том месте, именно с теми людьми, и именно тот же бизнес, который у меня есть теперь. Вся эта информация пришла мне во сне не частями, не картинками, не "новостной лентой", а просто - цельным "знанием", которое трудно описать словами или объяснить логикой и физическими законами.
Проснувшись, я не стал ничего ни вспоминать, ни переосмысливать. Но первое, что я сделал - это схватил телефонную трубку и набрал наш ереванский номер. Мне захотелось срочно услышать голоса живых и здоровых родителей, потому что этот сон наполнил меня щемящей пустотой и безысходностью, после этого сна я ощущал себя просто-напросто сиротой.
- Мама, здравствуй... вы в порядке?
Странно.. я ведь собирался сказать ей столько добрых, ласковых, благодарных слов, но они почему-то застряли у меня в горле. Услышав ее "алло-о?" я вдруг вернулся в ту самую сцену из сна, когда она не отпускала нас на представление.
- Да, все хорошо... а у тебя как дела? Какие новости?
- Никаких, мама, все по-прежнему...
- Вот как, никаких? Странно...
- Что странно?
- Нет, ничего, живи спокойно. Я рада, что у тебя нет никаких плохих новостей.
- Не понял... Впрочем, неважно, у меня к тебе разговор... точнее, вопрос.
- Да, спрашивай, - мамин голос прозвучат так, словно она прекрасно знала, о чем будет мой вопрос и ей не терпелось на него ответить.
- Мама... вот ты хочешь, чтобы я женился... обзавелся семьей... чтоб я не был один, чтобы мне было хорошо... а если это будет женщина - разведенная, с детьми... которую я очень сильно люблю и с которой буду бесконечно и невыразимо счастлив... ты будешь возражать?
На том конце повода наступило напряженное молчание. Однако, тяжелое дыхание мне было слышно вполне отчетливо. Через несколько секунд мама задала вопрос, который меня удивил своей неожиданностью и "правильностью".
- Армянка? - еле слышно осведомилась она.
- Да, - воскликнул я, ошалевший от такого "пассажа".
Снова молчание, но более короткое, я бы даже назвал это "спешным молчанием".
- Если она наша, если будет любить и уважать тебя, если готова родить тебе... ты уже не тот мальчик, для которого я бы желала невинной девушки... время сейчас другое, возраст у тебя другой, да и самому тебе уже сложно влюбиться так, чтобы начать со мной такой разговор а разлюбить еще сложнее... Раз так у тебя случилось, раз тебе так хорошо... что я могу сказать... женись будь счастлив.
- Ты не рассердишься, ревновать меня к ней не станешь?
Мама горько усмехнулась и ответила:
- Может быть, и ревновала бы, если бы такое случилось с тобой в молодости, если бы ты жил с ней на моих глазах, и я постоянно видела, как ты с ней счастлив... а так, - я уже давно смирилась тем, что ты вылетел из гнезда и что я никогда не буду единственной женщиной в твоей жизни.
- Мама, я не знаю, как все получится, но для меня самое главное сейчас - это быть уверенным в том, что ты не рассердишься, не проклянешь...
- Я? Что ты, родной, и тебе не стыдно, не дико так говорить? Разве ты хоть раз в жизни слышал, чтобы я...
- Никогда, мама... и не хочу, понимаешь?
- Я тебе говорю, родной мой, живи своим умом, ты имеешь на это право, у меня к тебе только одна просьба, одно требование: будь счастлив...
Услышав слова о праве жить своим умом, я испытал какое-то жуткое чувство бессилия и досады из-за чего-то необъяснимого, таинственного, издевательского, что происходит с нами и вокруг нас, и чему подвержены мы и наши близкие, с чем никто из нас не может ничего поделать, и не остается ничего иного как просто смириться и жить дальше.
Сегодня она пришла в Турандот с распущенными волосами. Я был поражен, увидев, как они искусно уложены на левом плече, оттеняя нарядную блузку из белого кружева.
- Что с Вами, Гор? Почему Вы смотрите на меня такими обреченными глазами? Или снова станете рассказывать о том, как Вы хотите ту жизнь?
- Нет-нет, только не ту жизнь, Мильончик... - я поспешно произнес эти слова и мои глаза предательски увлажнились.
Я, хоть и не видел этого во сне, но все равно вспомнил, как весь обработанный зеленкой после аварии, я трясся от беззвучных рыданий, опустив лицо на свои руки, сложенные в складках ее одежды. Я вспомнил, как мне хотелось, чтобы все разошлись и оставили меня одного с ней, чтобы никто не видел моих страданий и не слышал всего, что я ей хотел сказать. Меня, конечно, никто не послушал, а только несколько парней с какими-то невнятными увещеваниями приподняли меня с земли перед тем, как закроется крышка гроба.
Она смотрит на меня молча и, наконец, проходит к столику и садится напротив. Я смотрю на нее и не могу оторвать глаз.
- Ты ходила в салон красоты?
- Ну... так получилось. Я освободилась раньше и вот... решила немного почистить перышки - чтобы скоротать время. - она продолжает смотреть на меня недоумевающе.
- Значит, "той жизнью" Вы уже переболели...
- Я просто понял: что ни делается - все к лучшему.
Кажется, самолюбие молодой женщины слегка задето.
- Интересно... Вам, наверное, снова что-то приснилось... хотя после нашего последнего разговора, когда Вы были такой веселый, пели песенки... ночи не было.
- Я просто задремал в кресле, Мильончик... Мне иногда даже спать не нужно, чтобы увидеть картинки из той жизни.
- И все-таки, мне кажется, что это просто фантазии...
- Да? Ну, давай проверим... вот скажи у тебя ведь есть тетка, - такая невероятно красивая, современная, она всегда носит распущенные волосы и длинные стильные юбки, она так и не вышла ни за кого замуж, так как в юности у нее была любовь, которой не позволили осуществиться, а она очень романтичная однолюбка... художница, певунья, ну, есть ведь такая?
Преступница смотрела на меня каменным взглядом, лицо ее заметно побледнело, и я уже не был уверен, смотрит она мне в глаза или уже давно "сквозь меня".
- А может быть, Вы и имя ее мне назовете?
- Имя... Господи... конечно... - у меня все похолодело внутри.
- Да, имя...
- Конечно... конечно, Илона.
- Ну что ж, - со вздохом, после небольшой паузы, произнесла она, - да, Вы правы. Правы во всем, кроме одного: она все-таки вышла замуж. И жила со своим мужем несколько очень красивых и романтичных лет, пока не... в общем, ее давно уже нет в живых... Действительно, странно.
- Она умерла? Когда?
- Да в том-то и дело, что она умерла, когда мне было всего десять лет! Но я ее прекрасно помню, потому что она - самая яркая из всех моих теток, потому что она научила меня куче песен, и вообще, я была к ней дико привязана. И потом, с ее жизнью и поведением столько было всего связано в нашей родне, что... в общем, родители парня, особенно, его мать, - не хотели ее в невестки, но они все равно поженились... она была очень современная, независимо мыслящая, своенравная, и все наши родные потом говорили, что я на нее во многом похожа. В Баку у нас осталась могила - она и ее ребенок... Впрочем, давайте не будем больше об этом... Давайте лучше о Светлане... - ее пальчики нервно забарабанили по бокалу.
- Я все видел у Сафарова. Там в общем происходит нечто из ряда вон выходящее, но, как и утверждает Сафаров - ничего криминального. Просто они там изгаляются во всякого рода извращениях... и, кажется, Светлана не готова была вот так запросто этого лишиться...
- И ради этого можно было лишиться жизни? - с недоверием возразила Преступница, покосившись на меня, с до боли знакомой мне из той жизни мимикой, - Вы говорили с врачом? Ему нужно сообщить об этом.
- Да этот врач, прости господи... - с пренебрежением отозвался я, - крамольный тип какой-то. Он утверждает, что единственно верное решение - это вернуть Светлану на прежнее место.
Я смог поймать ту долю секунды, когда на ее лице проявилось искреннее возмущение вперемежку с недоумением, но, видимо, уважение чужого профессионализма взяло верх, и возмущение моментально сменилось задумчивостью.
- Интересно все-таки. Но ведь это ненормально, Гор? Как можно это рекомендовать?
- Видимо, можно в определенных случаях... да их, этих психотерапевтов или кто он там... черт разберет. Ты теперь вот что скажи, - Светку возможно вернуть на работу?
- Наверное, - она пожала плечами, - думаю, проблем быть не должно.
- Тогда, может быть, поедем, сообщим ей?
- Посещений нет сегодня, и вообще, они до семи...
- А позвонить? - меня осенило. Я достал трубку и хотел выбрать номер светкиного мобильного, когда увидел, с какой доброй, искренней и ласковой улыбкой смотрит на меня Преступница, то ли оценивая мою трогательную заботу о Светке, то ли просто - потому что я ей нравлюсь. - Чего ты, малышка? Почему так смотришь на меня?
- Обыкновенно смотрю.
- Ты выйдешь за меня замуж?
Улыбка слетела с ее мордашки почти так же, как когда-то пионерский галстук с ее шеи - словно от порыва ветра.
- Что за дикие идеи, Гор?
- Я не тороплю тебя малышка, ты подумай и реши, - время есть. Ты не представляешь, как мы можем быть счастливы. Я никогда не хотел для себя ничего иного и лучшего, чем ты, это мне известно абсолютно точно.
- Ну, ладно, звоните уже, пока не поздно... - она будто смирилась то ли с тем, что ей теперь придется всю жизнь терпеть мою назойливость, то ли с тем, что ей придется резко менять свою жизнь, чтобы быть со мной.
- Светка? Не верю своим ушам!!! Так ты отелефоненная что ли?
- Ну да... мама час назад ушла... она оставила мне мой мобильник, доктор разрешил.
- Мама к тебе приходила?
- Ну да...
- Слушай... у меня для тебя хорошая новость, но только взамен на важную информацию.. ты случайно не в курсе, куда твоя маман заслала мою Таньку?
- А это разве секрет? Она сейчас у твоих родителей, Горыныч, в Ереване...
Продолжение следует.
|