Критический случай: похищение невесты

Теперь рассмотрим критический случай - истории «похищения невест». Эти истории не являются в Армении широко распространенными, однако существует определенный тип похищения, который возможен именно из-за предписания девственности невесты. Без этого базового компонента, в условиях культурной девальвации девственности , разрушилась бы необходимость краж, при которых дефлорация (или ее потенциальная возможность) вынуждает родственников девушки дать согласие на брак. Существуют различные мотивы похищений. Как указывает антрополог С.Вернер, исследуя кражи невест в Казахстане – они могут быть экономически выгодными, они экономят время, могут быть связаны с отказом невесты или ее родителей, со стремлением вступить в сексуальные отношения, привести в дом родителям помощницу. Похищение может быть мотивировано беременностью невесты, опасением, что ее выдадут замуж за другого и пр. (Werner 2000: 72-73). Этнографы указывают на то, что в Армении похищение как способ заключения брака зафиксированы в материалах 19-го века, хотя оно и не имел широкого распространения. Главным образом оно осуществлялось в форме увода, т.е. при согласии девушки, но вопреки воле ее родителей (Тер-Саркисянц 1998: 161).
Информанты называли несколько видов современного умыкания невест: криминальные истории насильственного похищения незнакомой девушки, истории похищения по фактическому согласию обеих сторон или при амбивалентной позиции девушки. Для нас представляет интерес коллективный нарратив о похищении-манипуляции, которое на символическом и практическом уровне конституируется культурным кодом добрачного целомудрия. Жених похищает девушку, на которой хотел жениться, но не получил согласия ее родителей. Девушку заранее не ставят в известность о похищении. Жених выстраивает ситуацию при помощи посредников (друзей, родственников или родителей), после которой девушка уже не может вернуться в свой дом. Эта ситуация может быть названа «символической дефлорацией» (независимо от практической). Женщина 40 лет, Нина , рассказывает историю своего брака (речь идет о середине 1980-х годов). Артур ухаживал за ней и хотел жениться, но ее родители и братья были категорически против. Они также отказали другому молодому человеку, который был симпатичен девушке. Нине нравился потенциальный жених, однако она не была готова нарушить запрет родителей. Артур, не пожелав смириться с решением старших, обманул девушку, после вечеринки запер в своей квартире, оставив одну на ночь, и вернулся утром. И он захлопнул дверь. Закрыли ключом дверь и ушли. После отсутствия без предупреждения целую ночь, она лишается возможности вернуться к своим родителям: Потому что у меня никогда не было случая, чтобы я не ночевала дома. Никогда в жизни. И я не могла даже позвонить домой и дать какое-нибудь объяснение, где я. Но я уже не могла никуда вернуться (домой)… Я не могла перешагнуть этот барьер, это вот наше воспитание, наш менталитет… Потом приехали его родители, которые конечно, уже знали все. После этого она переехала в дом к родителям Артура, свадьбы не было. Об оформлении брака Нина не рассказывает, однако можно предположить, что оно состоялось, поскольку далее она говорит о рождении в браке ребенка . При этом она долго не могла простить мужу обман. Артур, в свою очередь, считает, что у него не было другого способа разрешения ситуации: Он мне сказал, что у него не было другого выхода. Мне кажется, что он вынужденно пошел на этот шаг, потому что уже чувствовал, что он мог меня потерять насовсем. Семья Нины, с ее точки зрения, предполагала сговор и ее сознательное участие в похищении.

Аналогичную историю рассказывает Нарине, 20 лет (речь идет о начале 2000-х годов). Ее родители не дали согласия на брак, мотивируя отказ необходимость. Закончить учебу. Нарине, хотя и была влюблена, намеревалась прекратить отношения под давлением родителей. Жених продолжал настаивать на свадьбе. Нарине рассказывает, что после очередного отказа он, обманув ее, увез ее на дачу, откуда она не могла вернуться. Мой будущий муж стал преследовать меня. Он все время ходил за мной, приглашал куда-то… наше общение стало перерастать в нечто большее, в любовь. … Реакция моего отца была отрицательной… Мой будущий муж пришел на разговор к моему отцу, но он ему отказал… преследования продолжались…. Отец сердился ужасно… полностью настроился против этого парня. … Во время очередного звонка по телефону он (будущий муж) попросил меня выйти из дома на минуту. Ну, я и вышла. Он сидел в машине, сказал мне, сядь, покружим по городу, примем окончательное решение. Но кружение на машине этим не закончилось. Он повез меня на какую-то дачу… В первый день, хотя на даче мы были одни, сексуальных отношений между нами не произошло. Потом обо всем узнал мой отец, но было уже поздно, потому что прошло несколько дней. Мы были совершенно одни. Первое, что я сделала, это написала, как все случилось, чтобы в дальнейшем родители меня не обвинили … Сначала (отец) ужасно рассердился, потом свыкся с этой мыслью. Мы поженились… родился ребенок (20 лет) Для этих историй характерным элементами является запрет родителей девушки на брак с претендентом на руку дочери и двойственность позиции девушки: она согласна выйти замуж, но не хочет нарушать запреты своих родителей. Родители жениха, напротив, поддерживают выбор своего сына. Само умыкание девушки заключается в том, что жених создает ситуацию, при которой она оказывается ночью наедине с ним. Этой ситуации достаточно для того, чтобы девушка лишилась добрачного статуса и возможности вернуться домой. Дальнейшее развитие ситуации не проговаривается, но домысливается сообществом. Независимо от реальных способов общения с женихом, предполагается, что девушка вступила с ним в сексуальные отношения и потеряла невинность. Произошла «символическая дефлорация», которая изменила ее статус. Она лишилась возможности вступить в другой, «нормальный» брак, и поэтому родители соглашаются на брак с похитителем. Альтернатива – позор для девушки и всей семьи и символическое исключение ее из мира «приличных женщин».
Центральным, хотя и не эксплицируемым, компонентом истории является символическая дефлорация, после которой для нормализации биографии женщине необходимо, во-первых, репрезентировать историю как насильственную, а себя как жертву принуждения, во-вторых, выйти за похитителя замуж. К такой ситуации применимо позиционирование себя как «жертвы» сексуальных отношений: «жертва» демонстрирует себя как пострадавшее лицо, а, следовательно как лицо, имеющее оправдание и в тоже время получившее разрешенную свободу» (Андреева 1998: 191) Похищение-манипуляция выступает способом организации брака в случае запрета со стороны родителей невесты. Такая стратегия может быть реализована, если нормативная женская биография предполагает резкое изменение статуса, связанное с дефлорацией, а следствием внебрачной дефлорации становится крах репутации и потеря жизненных шансов. Похищение преодолевает власть старшего поколения, однако девушка остается за пределами принятия решения и не выступает агентом нарушения парадигмальных правил. В нарративе она занимает позицию пассивного объекта, лишенного возможности повлиять на ход событий.

Итак, патриархальное общество накладывает строгие запреты на добрачные сексуальные связи. Однако современные тенденции сексуальной либерализации приводят ко все большему распространению женских добрачных связей. Патриархальные гендерные идеологии запаздывают по сравнению с либерализованными практиками. Этот феномен гестерезиса приводит к развитию различных сценариев совладания с ситуацией внебрачной потери девственности. Истории о девственности – это истории разного рода обманов или уловок, которые позволяют встраивать не вполне нормативное поведение в нормативные рамки. К ним относятся случаи, когда родители жениха не интересуются целомудрием невесты, но формально выполняют ритуал «красное яблоко». Люди это делают, наверное, для общества, для соседей, чтобы они успокоились, не было пересудов, была ли девушка "чистой" (ж, 20 лет). Свекровь, которая знает о беременности невестки, относит по ее просьбе яблоко ее родителям. kotорая знает о беременности невестки, относит по ее просьбе яблоко ее родителям. Еще одна история: А отец ее (невестки) работал на рынке. И она (свекровь) говорит: «Иду я на рынок, - говорит, - здороваюсь, там родственник! Я смотрю, он весь мрачный, я говорю: а в чем дело ?» А он говорит мне: «Ну я понимаю, цивилизация, вы образованная семья, но все-таки у нас есть соседи, у нас есть родственники, как можно, не прийти с этими красными яблоками». Ну, она думает «Господи, если я молчу, то чего вы рыпаетесь». И говорит: слушай, ты же работаешь на рынке, купил бы эти красные яблоки и понес бы домой. Я так ему намекнула, что никакого повода (нет) (ж, 50 лет). Другой вариант – имитация супругами дефлорации в брачную ночь. Но, кстати, это был тот случай, когда они переспали раньше, и она(после брачной ночи) сказала: «Я уже застирала все», - схитрила просто (ж, 35 лет).
Уловки встраиваются в парадигмальный сценарий, нормализуя биографию, т.е. формально подтверждая наличие несуществующей девственности. Требуется не столько практическое выполнение правил, сколько символическое выражение их легитимности и демонстрация перед сообществом. Именно этой цели служат ритуалы, подтверждающие, например, невинность беременной невесты – когда свекровь, зная об этом, после свадьбы относит ее родителям «красное яблоко», символизирующее непорочность.


Советская интеллигенция: приватизация девственности

Гендерные отношения и регулирование сексуальности различаются в разных социальных слоях. Гендерный порядок национального сообщества советского периода не являлся гомогенным, для интеллигенции были характерны более модернизированные правила: допускались определенные свободы в воспитании детей, в общении, в выборе супруга(и), в супружеских отношениях. Некоторые женщины подчеркивают нетипичность своих установок и практик для национального, или «восточного» контекста, к которому они принадлежат. Говорит женщина 40 лет: У меня не было никогда … восточного восприятия, чтобы сразу выйти замуж… армяне поймут, потому что это очень армянское восприятие, если влюбилась…… то надо обязательно выйти замуж. Информантки, считающие свои практики нетипичными, относят себя к «творческой интеллигенции», «богеме», «получивших русское образование» и пр. К таких же слоям относятся и «старые большевики» поколения бабушек и дедушек. Принадлежность к высшим, наиболее образованным социальным стратам советского периода и идентичность советской интеллигенции легитимирует отклонение повседневных практик от традиционных, характерных для национального сообщества. (Мы) воспитывалась в -... советской культуре, особо национальное не выпячивалось, ... никак во мне не воспитывалось, я всегда считала, что я космополит (ж, 45 лет). Русифицированность понимается как модернизация, связанная с более либеральным сексуальным поведением и прогрессивным типом гендерных отношений по сравнению с традиционным армянским.
Добрачный секс для женщин в этой среде не является легитимным, однако сохранение девственности приватизируется, перестает быть предметом публичного контроля, и потому правило добрачного целомудрия может быть незаметно нарушено.

__________________
«Никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит.»