Отказ от сохранения девственности. В некоторых биографиях девушек младшей и средней возрастных групп добрачные сексуальные отношения являются сознательным выбором, мотивированным не только последующим браком, но и чувствами, симпатией, сексуальным влечением. Секс считается практикой удовольствия, а дефлорация – этапом сексуальной жизни. Считается, что добрачный сексуальный опыт допустим и даже необходим при поиске подходящего партнера и проверке сексуальной совместимости. Эти отношения обычно скрываются от окружающих, особенно от родителей, однако сами девушки оценивают их как нормальные, они не испытывают чувства вины и не считают такое поведение исключительным. Молодые женщины, которые имеют сексуальных партнеров, еще не готовы вступать в брак, заводить детей, они не вполне уверены в окончательности своего выбора. Для них становится нормальной практикой использование контрацепции и обсуждение сексуальной жизни с мужчиной. Они не стремятся скрывать свой предшествующий опыт. Студентка двадцати лет повествует о сексуальных отношениях со вторым партнером, который уговаривает ее выйти замуж, но она пока еще не уверена в глубине своих чувств и в окончательности выбора. Женщина тридцати лет, преподаватель вуза, рассказывает о сексуальных отношениях с будущим мужем до брака. О таких отношениям говорит и женщина тридцати лет, врач по образованию. В данных биографических историях не только женщины, но и мужчины считают проблему девственности незначимой. Как и интеллигенция советского времени, они обычно принадлежат к определенному кругу образованной элиты. А вот интеллигентные, эта девушка… из интеллигентной семьи,… говорит, почему я должна дружить с такой дерёвней – (если) он узнает, что я не девственница , скажет, знаешь, прости-прощай. Нет, я буду дружить с таким парнем, который из моего круга, а мой круг принимает это. (20 лет). Такие либеральные практики сексуальности сходны с практиками современной российской молодежи, рассказы о жизни оформляются в романтические, коммуникативно-партнерские и гедонистические сценарии (Темкина 2008), которые, однако, в Армении имеют ограниченное распространение.
Молодые люди перестают наделять девственность особым значением, сексуальный дебют не связывается с браком, на смену ему приходит альтернативный сценарий (Яргомская 2002). Однако они сами ощущают свою нетипичность, эту нетипичность подчеркивают и окружающие. Рассказывает женщина, филолог, тридцати лет У него (мужа) очень… нетрадиционные взгляды, т.е. ему было все равно я девственница или нет… если бы я это знала (!).… я была действительно очень удивлена, потому что нормальный армянский мужчина и вдруг так думает… у него до этого была подруга, и она была не девственница, он жил с ней сексуальной жизнью, кстати, и он бы женился на ней, но у них возникли разногласия… Т.е. он готов был на ней жениться – это подтверждает то, что это не просто слова. Те молодые мужчины, которые индифферентно относятся к проблеме девственности, тем не менее, принимают в расчет данное обстоятельство, определяя допустимую степень интимности в отношениях с женщинами с разным сексуальным статусом: Лично у меня отношение не меняется девственница или недевственница. Если (она) нравится, то еще лучше, что не девственница, тогда можно продолжать до конца. Если девственница -значит есть предел, который я не перейду, потому что это может в дальнейшем сказаться на ней (м, 20 лет). Девственность, как и в предшествующих поколениях, обозначает границу допустимых сексуальных действий. Она регулирует поведение как женщин, так и мужчин.
Дискуссия и заключение
В начале 2000-х в Армении контроль над женской сексуальностью постепенно начинает ослабевать, а его легитимность - оспариваться. Девственность и отношение к ней становятся предметом рефлексии, изменяются формы, степень и агенты контроля. Потеря девственности для женщин знаменует определенный поворотный пункт в биографиях и изменения статуса во многих обществах: от крестьянских сообществ в Латинской Америке до элиты в Китае (Ortner 1978: 19). С.де Бовуар пишет о потере невинности: - этот переход «более драматичен, чем какой-либо иной» (Бовуар 1997: 419). Однако в разных культурных контекстах значение «перехода» существенно различается (Андреева 1998). Девственность и отношение к ней зависит от культурного и политического контекстов, социальной стратификации и иерархичности общества, гендерных отношений и пр. (Ortner 1978, Ortner, Whitehead 1996)
Во многих обществах на этапе модернизации гендерных отношений происходит либерализация сексуальных практик (фиксируемых в массовых социологических опросах). Этот процесс называют сексуальной революцией. (Кон 2002: 27-38). Изменяются культурные нормы, уменьшается гендерная асимметрия, радикальные изменения происходят в отношении к женской сексуальности. С точки зрения И.Кона, сексуальная революция в первую очередь является женской, поскольку для женщины становится допустимым то, что ранее допускалось лишь для мужчин. (Кон 2002: 27-29). Добрачный секс обретает легитимность, соответственно изменяется отношение к потере девственности в гетеросексуальных отношениях. В исследовании сексуальных дебютов в России Яргомская показала их трансформацию от брачных к альтернативным. Дебют, не ориентирующийся на брак, связан с изменением сексуального статуса, с ценностями сексуального удовольствия, он осмысляется как закономерный этап жизненного пути. В ряде случаев девственность интерпретируется как антиценность, стигма, от которой нужно избавляться. Женщина «управляет дебютом», сознательно выбирая для него место, время, степень своей готовности, подходящего партнера и пр. (Яргомская 2002: 310-311, 2008). Культурный контекст этих изменений в России задан поведенческой (1960-70-х годов) и дискурсивной (1990-х годов) сексуальной революцией, изменениями гендерной культуры (2000-х), которые проявляются в возрастающей сексуальной активности женщин и их стремлении управлять своей сексуальной жизнью (Rotkirch 2000 175-177, Темкина 2008). Л. Карпентер, изучая интерпретацию потери девственности в США во второй половине 20-го века, показывает, что это событие может рассматриваться, во-первых, как дар партнеру, связанный с выражением любви и с ожиданием ответной эмоциональной вовлеченности, во-вторых, как преодоление стигмы сексуальной неопытности, при которой девственность часто скрывается мужчинами и – иногда – женщинами, в-третьих, как этап на пути процесса развития и обретения нового опыта, как позитивно оцениваемый переход от одного статуса к другому (Carpenter 2002, 2005). Как показывает И.Кон, в Европе и Америке первый половой акт не связан с подготовкой к браку, а является «выполнением некоего нормативного обязательства, вроде получения аттестата зрелости» (Кон 2001). Такое восприятие дебюта характерно для эгалитарного гендерного контекста в обществе, пережившем поведенческую и дискурсивную сексуальную революцию полвека назад. Напротив, например, в Таджикистане, где патриархальная парадигма в основном признается и разделяется всеми, добрачная девственность женщин считается незыблемой культурной нормой (Темкина 2008).. О.Андреева в культурно-историческом исследовании девственности показывает, что при заключении брака по расчету в традиционных обществах девственность является своеобразным приданым, а в современных обществах, при сохранении гендерной асимметрии, она может быть преподнесена в «дар» мужу и выступать «предметом продажи» или быть данью стереотипам. В эгалитарном обществе – потеря девственности становится сознательным свободным решением (Андреева 1998: 188,192-193)..
Армения является особым случаем советской гендерной модернизации, которая была осуществлена преимущественно в публичной сфере. При этом в приватной сфере сохранялась гендерная и сексуальная патриархальная парадигма. Однако она утратила тотальный характер. Браки, в отличие от Центральной Азии, заключались в основном по выбору партнеров, смягчались различия ролей, в образованной среде допускались определенные отклонения от сексуальных норм. При этом, в отличие, например, от России, на добрачный секс накладывалось табу. Символические и практические границы контроля / свободы женщины маркировалась ее невинностью.
В последнее десятилетие сексуальный дебют не всегда связан с браком. Потеря девственности становится стадией роста и этапом на пути обретения сексуального опыта или способом выражения чувств. Женщины начинают целенаправленно управлять своей сексуальной жизнью. При этом такие практики оцениваются ими как нетипичные для культурно-национального контекста, они характерны для наиболее образованных слоев и не афишируются за их пределами. В других случаях девственность становится эксклюзивным даром для мужа или жениха - эксклюзивного партнера. В парадигмальном варианте потеря девственности в первую брачную ночь часто связана с физической и эмоциональной травмой, описывается как тяжелое испытание для женщины. Вместе с тем это необходимое событие на пути изменения маритально-сексуального статуса, нормализации гендерной биографии и положения женщины в сообществе. Потеря девственности в брачную ночь – это своего рода дар старшему поколению (свекрови и своим родителям) и сообществу. Символическая (или физиологическая) дефлорация позволяет, осуществляя похищение невесты, обойти запрет родителей и избежать общественных санкций. Сохранение добрачной девственности поддерживает структуру, ограничивающую сексуальные действия как женщин, так и мужчин. И те, и другие просчитывают возможные стратегии и их последствия, считая более рациональным придерживаться данного правила. Оно гарантирует безопасность – и в этом заключается суть «патриархальной сделки» (Kandiyoti 1988: 275, 286). Сохранение девственности снижает степень «добрачной» зависимости женщины от мужчины/ сексуального партнера и от его доброй воли. У нее остается возможность самостоятельного выбора и смены партнера /жениха. Парадокс патриархата заключается в том, что независимость слабого агента (молодой женщины в данном случае) и способность управлять своей жизнью связаны с неукоснительным соблюдением правил «патриархальной сделки». Эти правила ограничивают действия мужчины, предостерегая его от оказания давления на незамужнюю женщину /невесту и от сексуального принуждения, а также от нежелательных для себя последствий, от вынужденного принудительного брака и пр. Однако «сделка» делает и мужчину, и - в большей степени - женщину и уязвимыми в отношении социального контроля, сужая пространство для партнерства и переговоров. Отклонение от такого сценария стигматизует женщину, и одновременно стимулируют скрытые стратегии управления обстоятельствами при помощи рыночных и медицинских институтов. Утраченная девственность может быть восстановлена, тем самым женщина возвращает себе не только репутацию, но и независимость и возможность маневрировать, выбирая мужа. Однако, если девственность «обратима», то исчезает основание для базового доверия со стороны сообщества. Поэтому, с одной стороны, усиливается контроль и санкции за нарушением правил, а с другой, участники взаимодействий ограничиваются лишь символическим подтверждением правил, независимо от их практического выполнения.
В постсоветский период парадигмальный сценарий обретает очевидные черты «кризисной» фазы. Меняются гендерные роли, идентичности, интерпретация женской сексуальности, практики использования контрацепции, оргазма, регулирования деторождения и пр. Изменяется гендерный порядок в целом, в котором отношение к девственности остается центральным культурным кодом. Именно через этот код проявляются гендерные «аномалии», которые свидетельствуют о кризисной фазе парадигмы. В этой ситуации утрата девственности постепенно становится делом пары, а «красное яблоко» - культурным символом, сходным по значению с фатой в России, утратившей связь с невинностью. Однако кризисная фаза патриархальной парадигмы означает и то, что контроль сообщества может значительно усиливаться, а гименопластика получать все большее распространениe.
Анна Темкина
