Слишком он был молод, слишком горяч, этот адвокат, вот почему он так
все испортил. Но теперь и это было неважно. Теперь главное узнать, что
будет дальше. Он не стал терять времени.
- Ладно, - сказал он. - А долго ли мне там быть?
- Это Парчменская тюрьма, каторжная, - сказал адвокат. - Как же вы не
понимаете?
- Ладно, - повторил он. - А долго ли мне там быть?
- Вас приговорили пожизненно, - сказал адвокат. - Разве вы не слышали,
что он сказал? На всю жизнь. Пока не умрете.
- Ладно, - сказал он в третий раз с тем же спокойным, почти что
сострадательным терпением: - А долго ли мне там быть?
И тут даже этот адвокат его понял.
- А-а... Ну, это зависит от вас и ваших друзей, если они у вас есть.
Может, всю жизнь, как сказал судья Браммедж. Но лет через двадцать -
двадцать пять вы по закону имеете право хлопотать об амнистии или
проситься на поруки, если у вас есть влиятельные друзья и если там, в
Парчмене, вы будете себя вести как надо.
- А если у кого друзей нет? - сказал он.
- У людей, которые прячутся в кустах и стреляют по человеку, даже не
крикнув: "Защищайся", - даже не свистнув, у таких, конечно, друзей не
бывает, - сказал адвокат. - Значит, чтобы оттуда выйти, вам остается
только надеяться на самого себя.
- Ладно, - сказал он с тем же непоколебимым, с тем же бесконечным
терпением. - Я потому и жду не дождусь, чтобы вы перестали болтать и мне
все объяснили. Что мне надо делать, чтобы выйти оттуда через двадцать или
двадцать пять лет?
- Главное - не пытаться бежать, не участвовать ни в каких заговорах,
чтобы помочь бежать другим. Не вступать в драку с другими заключенными или
со стражей. Исполнять все, что прикажут, от работы не отлынивать, не
жаловаться, не возражать, делать все, пока не прикажут прекратить работу.
Другими словами, вести себя как следует, и если бы вы так себя вели все
время, с того самого дня, прошлой осенью, когда вы решили прокормить свою
корову даром за счет мистера Хьюстона, то вы бы и сейчас не сидели в этой
камере и не спрашивали бы, как вам отсюда выбраться. А главное - не
делайте попыток к бегству.
- Попыток? - переспросил он.
- Не пробуйте удрать. Не пытайтесь бежать.
- Не пытаться? - повторил он.
- Ведь все равно это невозможно, - сказал адвокат, с трудом сдерживая
подступающую злость. - Все равно уйти нельзя. Не удастся. Никогда не
удается. Нельзя задумать побег, чтобы другие не узнали, а тогда они тоже
будут пытаться бежать вместе с вами, и всех вас поймают. И если даже вам
удастся от всех скрыть свои планы и вы убежите один, часовой подстрелит
вас, когда вы будете перелезать через ограду. Так что, даже если вы не
попадете в морг или в больницу, вас вернут в тюрьму и прибавят еще срок -
еще двадцать пять лет. Теперь вы поняли?
- Значит, мне только одно и надо, чтобы выйти лет через двадцать -
двадцать пять? Не пытаться бежать. Ни с кем не драться. Делать, что велят,
слушаться, когда приказывают. А главное - не пытаться бежать. Вот все, что
мне надо делать, чтобы выйти на свободу через двадцать - двадцать пять
лет.
- Правильно, - сказал адвокат.
- Ладно, - сказал он. - Теперь ступайте спросите судью, так это или
нет, а если он скажет, что так, пусть пришлет мне бумагу, где все будет
написано.
- Значит, вы мне не верите? - сказал адвокат.
- Никому я не верю, - сказал он. - Некогда мне тратить двадцать, а то и
двадцать пять лет, чтобы проверить, правильно вы сказали или же нет. У
меня дело будет, когда я выйду. Так что мне надо знать. Мне бы получить
бумагу от судьи.
- Значит, вы мне, как видно, никогда и не верили, - сказал адвокат. -
Значит, вы, как видно, считаете, что я все ваше дело провалил? Может, вы
считаете, что, если бы не я, вы бы тут не сидели? Так или не так?
И он, Минк, сказал с тем же непоколебимым, терпеливым спокойствием:
- Вы все сделали, что могли. Просто неподходящий вы человек для такого
дела. Вы молодой, горячий, но мне не то нужно. Ловкач, деляга, чтоб умел
дела делать. А вы не такой. Ступайте-ка лучше, возьмите для меня бумагу от
судьи.
Но тут он, адвокат, даже попытался рассмеяться.
- И не подумаю! - сказал он. - Суд отпустил меня сегодня же, как только
вынесли вам приговор. Я просто зашел попрощаться, узнать, не могу ли я
чем-нибудь помочь. Но, очевидно, люди, у которых нет друзей, и в помощи не
нуждаются.
- Но я-то вас еще не отпустил! - сказал Минк и встал не торопясь, но
тут адвокат вскочил, метнулся к запертой двери, уставившись на маленького
человечка, который шел на него, щуплый, невзрачный, безобидный с виду, как
ребенок, но смертельно опасный, как мелкая змея - вроде молодой гадюки,
кобры или медянки. И адвокат закричал, завопил, и уже по лестнице затопал
тюремщик, дверь с грохотом распахнулась, и тюремщик встал на пороге с
револьвером в руке.
- Что случилось? - крикнул он. - Что он вам хотел сделать?
- Ничего, - сказал адвокат. - Все в порядке. Я кончил. Выпустите меня.
Но он совсем не все кончил, ему только хотелось так думать. Он даже не
стал ждать до утра. Уже через пятнадцать минут он был в гостинице, в
номере, где остановился окружной судья, который председательствовал на
суде и вынес приговор, и он, адвокат, все еще задыхался, не веря, что ему
больше не угрожает опасность, все еще удивлялся, как это ему удалось
спастись.
- Он сумасшедший, понимаете? - сказал он. - Он опасен! Нельзя просто
сажать его в Парчменскую тюрьму, где через какие-нибудь двадцать -
двадцать пять лет он будет иметь право выйти на поруки, если только
кто-нибудь из его родственников, - а их у него до черта! - или кто-нибудь
со связями, или просто какой-нибудь слюнтяй-благотворитель, вхожий к
губернатору, не вызволит его до тех пор! Надо его отправить в Джексон, в
сумасшедший дом, пожизненно, там он будет в безопасности, вернее, мы все
будем в безопасности!
А еще через десять минут прокурор, который был обвинителем по этому
делу, тоже сидел у судьи и говорил адвокату:
- Значит, вы хотите опротестовать приговор и снова назначить дело к
слушанию? А почему вы раньше об этом не подумали?
- Да ведь вы же сами его видели! - сказал, вернее, крикнул адвокат. -
Вы же сидели с ним в суде целых три дня!
- Правильно, - сказал прокурор. - Оттого-то я и спрашиваю, почему вы
только сейчас спохватились.
- Значит, вы его с тех пор не видели, - сказал адвокат. - Пойдемте в
камеру, посмотрите, каким я его застал полчаса назад.
Но судья был человек старый, идти вечером не захотел, и только на
следующее утро тюремщик отпер камеру, впустил всех троих, и навстречу им с
койки встал маленький, хрупкий с виду, почти бесплотный человечек, в
заплатанном, вылинявшем комбинезоне и такой же рубахе, в жестких, как
железо, башмаках на босу ногу. Утром его побрили, и волосы у него были
расчесаны на пробор и плотно прилизаны.
- Входите, джентльмены, - сказал он. - Стульев у меня нет, да вы,
наверно, и не собираетесь тут долго рассиживаться. Значит, вы не только
принесли мне бумагу, судья, вы еще и двух свидетелей привели, чтоб при них
отдать.
- Погодите, - торопливо сказал судье адвокат, - дайте мне сказать. - Он
подошел к Минку: - Вам никакой бумаги не нужно. Судья и все они будут вас
судить еще раз.
Тут Минк застыл на месте. Он посмотрел на адвоката.
- А зачем? - сказал он. - Меня уже раз судили, а толку все равно
никакого.
- Тот суд был неправильный, - сказал адвокат. - Об этом мы и пришли вам
сообщить.
- Если тот неправильный, так чего же терять время, деньги тратить на
второй? Велите этому малому принести мою шляпу, отворить двери, и я пойду
себе домой хлопок собирать, ежели только там еще что-нибудь осталось.
- Нет, погодите, - сказал адвокат. - Тот суд был неправильный, потому
что вас приговорили к каторжным работам пожизненно. А теперь вам не надо
будет сидеть в тюрьме, где придется целыми днями работать в жару на чужом
поле на чужого дядю. - И тут под немигающим взглядом выцветших сероватых
глаз, которые уставились на него так, будто они не только не умели мигать,
но с самого рождения им ни разу и не понадобилось мигнуть, адвокат вдруг
помимо воли забормотал, не в силах остановиться: - Не в Парчмен вас
отправят, а в Джексон, там у вас и комната будет отдельная, там и работать
не надо, отдыхай весь день, там доктора... - И сразу оборвал себя, вернее,
не сам оборвал свое бормотанье, оборвал его немигающий взгляд выцветших
серых глаз.
- Доктора, - сказал Минк. - Джексон. - Он уставился на адвоката. - Да
ведь туда сумасшедших сажают.
- А там вам было бы лучше... - начал прокурор. Но больше ничего сказать
не успел. В университете он занимался спортом и до сих пор сохранил форму.
И то он едва успел схватить эту маленькую бешеную тварь, когда она
кинулась на адвоката, и оба покатились по полу. И то понадобилась помощь
тюремщика, чтобы вдвоем оттащить Минка, и они еле-еле удерживали его, как
бешеную кошку, а он бормотал, задыхаясь от злости:
- Так я сумасшедший? Сумасшедший? Ах ты сукин сын, я тебе покажу, как
меня обзывать сумасшедшим, я никому не спущу, будь он хоть самый главный,
будь их хоть десяток...
- Правильно, мерзавец ты этакий! - задыхаясь, крикнул прокурор. - В
Парчмен тебя, в Парчмен! Там для тебя найдутся доктора, там тебя вылечат!
И его отправили в Парчмен,......................

Уильям Фолкнер, Особняк

__________________
sadapamapadagamapamapadagapamasanini