Что это- осознанный стилистичекий педантизм или просто фантастическая щедрость таланта? Сейчас, после смерти писателя, нам остается только догадываться, что водило его пальцы по клавишам “ундервуда”, но факт этот зафиксирован многими дотошными исследователями творчества Довлатова.

При всей сложности характера Довлатов, тем не менее, был человеком педантичным и пунктуальным. День его начинался с составления списка первоочередных дел. В блокноте он составлял подробный список, причем разноцветными чернилами, и потом кружочками обводил сделанное. По мнению жены Елены, “это была его попытка бороться с хаосом.” Он сам правил все свои книги и дарил их, лишь исправив чернилами все опечатки.

Характер у Довлатова был трудный. Он обладал всеми теми недостатками, которые, по мнению Толстого , являются необходимым “приложением” к настоящему писателю. Но окружающие любили его, “любили даже те, кто его ненавидел.” Общеизвестно, что Довлатов пил. Нет, он не был алкоголиком и пьяницей в привычном смысле слова. Он мог неделями вобще не притрагиваться к спиртному, а потом, вдруг, на него нападал запой. Во времена, когда был сотрудником питерской редакции, он мог по нескольку дней не являться на работу. По словам Петра Вайля, “Сергей очень любил историю об известном американском прозаике, который возмущался постоянным вопросом к его коллегам - как вышло, что они стали писателями; он кричал: это бухгалтера надо спрашивать, как так вышло, что он стал бухгалтером. Сергей сказал как-то, что с питьем- то же самое: надо удивляться, почему человек не пьет, настолько это ни с чем не сравнимое ощущение”. “Потом запой кончался — и Довлатов рано утром приходил в кабинет. Он был свеж, как молодой абрикос. Его глаза сияли. Он был гладко выбрит и кипел жизнелюбием. Запои были его разрядкой. Одних они делали алкоголиками. Других — сумасшедшими. Довлатова они делали опять свободным.”

Андрей Арьев, один из его ближайших друзей, как нам кажется, очень верно выразил жизненное кредо Довлатова- человека и писателя: “без всякого нарочитого пафоса Сергей верил в спасительную для души суть известного афоризма: "То, что отдал,- твое". По этому принципу он жил, по этому принципу- писал.”

Знаменательно, что все многочисленные воспоминания о пьянстве Довлатова не оставляют тягостного впечатления, напротив: очень много эпизодов, окрашенных юмором и теплотой. Тамара Зибулина, мать его дочери Саши, с которой писатель жил в Таллине, была в роддоме, и Довлатов ежедневно “отмечал” рождение дочки. Он пришел к роддому, сел на край фонтана, засмотрелся на окна роддома и кувырнулся. Врачи не хотели выписывать Тамару, обосновывая это тем, что видели ее мужа и считают: ей пока нельзя выходить из роддома. Она ответила: ”Доктор, мне как раз надо выйти, чтобы все это прекратить.”

Первая жена писателя Ася Пекуровская заболела и вызвала врача. На коммунальной кухне “хорошо сидели” Довлатов и его друг Андрей Арьев. Докторша, уходя, шепнула больной: “Мои соседи такие же алкаши!”


Довлатов обладал интересной, можно сказать, даже выдающейся внешностью. При гигантском росте и крупной фигуре, он был заметен издалека и всегда оказывался в центре внимания в любом помещении. Как пишет Иосиф Бродский, “его манерам и речи была свойственна некая ироническая предупредительность, как бы оправдывавшая и извинявшая его физическую избыточность… Исключительность его облика избавляла его от чрезмерных забот о своей наружности.

__________________
«Никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит.»