Ты не узнал меня в тот раз. И когда через два дня при
новой встрече ты взглянул на меня почти как на знакомую, ты
опять узнал во мне не ту, которая любила тебя, а только
хорошенькую восемнадцатилетнюю девушку, встретившуюся тебе
на том же месте два дня назад. Ты посмотрел на меня
удивленно и приветливо, и легкая улыбка играла на твоих
губах. Ты опять прошел мимо меня и, как в тот раз, тотчас
же замедлил шаг, - я дрожала, я блаженствовала, я молилась о
том, чтобы ты заговорил со мной. Я поняла, что впервые я
для тебя живое существо; я тоже пошла тише, я не бежала от
тебя. И вдруг я почувствовала, что ты идешь за мной: не
оглядываясь, я уже знала, что сейчас услышу твой любимый
голос и ты впервые обратишься ко мне. Я вся оцепенела от
ожидания, и сердце так колотилось, что мне чуть не пришлось
остановиться, но ты уже догнал меня. Ты заговорил со мной с
твоей обычной легкостью и веселостью, словно мы были старые
знакомые, - ах, ты ведь ничего не знал, ты никогда ничего не
знал о моей жизни! - с такой чарующей непринужденностью
заговорил ты со мной, что я даже нашла в себе силы отвечать
тебе. Мы дошли до угла. Потом ты спросил, не поужинаем ли
мы вместе; я сказала "да". В чем я посмела бы отказать
тебе?
Мы поужинали вдвоем в небольшом ресторане - помнишь ли
ты, где это было? Ах нет, ты, наверное, не можешь отличить
этот вечер от других таких же вечеров, ибо кем я была для
тебя? Одной из сотен, случайным приключением, звеном в
бесконечной цепи. Да и что могло бы напомнить тебе обо мне?
Я почти не говорила, это было слишком большое счастье -
сидеть подле тебя, слушать твой голос. Я боялась задать
вопрос, сказать лишнее слово, чтобы не потерять ни одного
драгоценного мгновения. Я всегда с благодарностью
вспоминаю, с какой полнотой ты оправдал мои благоговейные
ожидания, как чуток ты был, как прост и естественен, без
всякой навязчивости, без любезничания; с первой же минуты ты
говорил со мной так непринужденно и дружественно, что одним
этим ты покорил бы меня, если бы я уже давно всеми своими
помыслами, всем своим существом не была твоей. Ах, ты ведь
не знаешь, какую великую мечту ты для меня осуществил, не
обманув моего пятилетнего ожидания!
Было уже поздно, когда мы встали из-за стола. У выхода
из ресторана ты спросил меня, спешу ли я, или располагаю еще
временем. Могла ли я скрыть от тебя мою готовность идти за
тобой! Я сказала, что у меня еще есть время. Тогда ты, на
секунду замявшись, спросил, не зайду ли я к тебе поболтать.
- Охотно! - повинуясь непосредственному чувству, сказала я
и тут же заметила, что поспешность моего ответа не то
покоробила, не то обрадовала тебя, но явно поразила. Теперь
я понимаю твое удивление: я знаю, что женщины обычно
скрывают готовность отдаться, даже если втайне горят
желанием, разыгрывают испуг или возмущение и уступают только
после настойчивых просьб, заверений, клятв и ложных
обещаний. Я знаю, что, может быть, только те, для кого
любовь ремесло, только проститутки отвечают немедленным
полным согласием на подобное приглашение или же очень юные,
совсем неопытные девушки. Но в моем ответе - как мог ты об
этом подозревать? - была лишь претворенная в слово упорная
воля, неудержимо прорвавшаяся тоска тысячи томительных дней.
Так или иначе, ты был изумлен, я заинтересовала тебя. Я
заметила, что ты украдкой, с удивлением, посматриваешь на
меня. Твое безошибочное чутье, твое вещее знание всего
человеческого сразу подсказало тебе, что какая-то загадка,
что-то необычное таится в этой миловидной, доверчивой
девушке. В тебе проснулось любопытство, и по твоим
осторожным, выпытывающим вопросам я поняла, что ты
стараешься разгадать эту загадку. Но я уклонилась от прямых
ответов: я предпочитала показаться тебе глупой, чем выдать
свою тайну.

__________________