VIP Forums Muzblog Chat Games Gallery. Форум, муздневники, чат, игры, галлерея.

Мукик · 18 Mar 07, 22:36

РЫЦАРЬ ЧЕСТИ И ДОЛГА

Он блистал своим умом, эрудицией, обаянием в лучших салонах Европы начала века. У него были все возможности со временем оказаться в числе литературных мэтров, ведь он был уже глубоко погружен в европейскую культуру, у ее контекст. Он мог, наконец, жить спокойной обеспеченной жизнью на своей лозаннской вилле на берегу озера Леман с красавицей-женой и двумя детьми. Перед молодым талантливым поэтом и одаренным врачом мир открывал множество дорог, но он предпочел сознательную мученическую смерть.

Рубен Севак (Чилинкирян) родился 15 февраля 1885 года в городке Силиври, на европейском побережье Мраморного моря, неподалеку от Константинополя. Окончив с отличием в 1905 году знаменитый армянский лицей Берберяна в Константинополе и проявив недюжинные способности в усвоении самых различных предметов, Р.Севак отправился в Швейцарию, где осенью 1905 года стал студентом медицинского факультета Лозаннского университета.

Яркое поэтическое дарование студента-медика проявилось еще в годы учебы в лицее. В Швейцарии, одном из центров политических, социальных и, конечно же, эстетических новаций Европы, дарование это раскрылось с еще большей силой.

В стихах молодого поэта почти не ощущается резкого перехода от Востока к Западу, и это заслуга не только его самого. Дело в том, что Константинополь, который наравне с Тифлисом был крупнейшим центром армянской культуры, в начале века находился на стыке двух цивилизаций. Особенно это было заметно в среде местной армянской интеллигенции. Знание французского было не обязательным, но настолько необходимым, что почти все писатели Западной Армении владели им как родным. И поскольку армянская культура в начале века была европоцентристской, то с легкостью, естественным образом интегрировалась в европейскую. Это тяга к Европе особенно четко выразилась в западноармянской поэзии начала века.

Рубен Севак был одним из лучших и последних представителей этого еще не оцененного по достоинству культурного феномена ХХ века.

Двадцатилетний поэт с первых же дней пребывания в Швейцарии чувствовал себя не провинциалом в чужой и враждебной стране, как это нередко бывает, а полноправным участником литературного процесса, в своей родной стихии.

В 1910 году он женился на Янни Апель, красавице-немке из аристократической семьи прусского полковника. Трудно в пределах предисловия представить все богатство и своеобразие поэзии Р. Севака.

Поэтому, коснемся нескольких характерных стихотворений, в которых четко просматривается родство, общность поисков европейской культуры и армянской поэзии на рубеже веков.

Типично неоромантическое стихотворение «Отчего?» вроде бы не выходит за пределы романтической поэтики и образности: дева-любовь, смерть… Однако меланхолическое созерцание поэта-неоромантика неожиданно превращается в трагический монолог поэта-провидца, идущего к своей смерти.

Я иду все дальше, и в бесконечные могилы
Превращаются следы мои…
Ты нуждалась в нежном дуновении любви,
Но открыла объятья страшной буре…

(Подстрочный перевод)

Образ, часто встречающийся у Р.Севака: рыцарь (поэт), уже седовласый, устало бредущий в никуда… Типично неоромантический образ, символизирующий здесь гибель, конец целой эпохи, целой системы ценностей.

ВСАДНИК

Не знаю кто, Бог весть куда,
всегда, в жару и холода,
неуследимый, как беда,
он молча мчит Бог весть куда.

В закатный час, смиряя страз,
я вижу тень на облаках –
суровый рыцарь впопыхах
проносится Бог весть куда.

Он мчит, а за его спиной
скелеты движутся стеной;
скакун горячий вороной
его несет Бог весть куда.

Я слыша, он обет блюдет,
его любовь и слава ждет
и ждет могила, где найдет
и он покой – Бог весть когда.

(Пер. Г.Кубатьяна)

Но, в отличие от других неоромантиков, причину гибели Севак видел не только в новых, безбожных временах. Смерть у поэта предстает в двух ипостасях. Смерть идеала материализуется в физическую смерть, в насилие. Поэт предвещает невиданные катастрофы и бедствия. В 1912 году (в год написания стихотворения «Отчего?») в одной из своих статей он писал: «Воистину говорю вам, воистину, опасность велика, настолько велика, что мы даже не можем вообразить ее».

Другое стихотворение, сонет «Грудь» представляет поляризованную картину человеческого бытия – жизнь и смерть. Но они слились, одно порождает другое. Любовь порождает смерть.

Был праздник Жизни. И на нем
все человечества сыны.
Все те, кто жив еще, кто мертв и
кто доселе не рожден.
Под твердью зеленел простор. Но до
бескрайней глубины
Он был, как море, в сон и хлад оцепенело
погружен.

Дым поднимался от земли, и источал он
кровь и страсть,
И эти запахи в один свинец мертвящий
сведены.
Мужи и жены, здесь и там, в любви
и горести сплетясь,
Великую плодили Жизнь. Не нарушая тишины.

В истоме головы мужей лежали на груди у дев,
И жены в чреве семена чужих и будущих
смертей
Носили, и рождали чад, готовя тот же им
удел.

И воздух был свинцов и мертв, а к небесам
от этих мест
вздымалась Пирамида-Грудь гранитной
тяжестью. На ней,
на самом острие ее стоял могильный черный
крест.

(Пер. М. Жажояна)

Любовь и Смерть, Эрос и Танат, метафоры эпохи, у Рубена Севака постепенно приобретают личностный характер. Его страшные предвидения (которые были не у него одного, конечно) начали сбываться. В начале апреля 1909 г. новое правительство младотурков организовало резню армян в Киликии. В течение двух недель вооруженная, фанатичная толпа при молчаливом попустительстве армии и полиции истребила 30 тысяч армян. Для Армении уже наступил кровавый ХХ век. Это прекрасно понимал поэт вдали от родины. В его судьбе и творчестве произошел резкий перелом. Для него Смерть-Танат – уже не только эстетизированный образ в стиле «ар нуво», а реальный акт кровавой драмы, предчувствие геноцида армян в Османской империи в 1915 году.

АРМЕНИЯ

Кто это плачет под дверью в мороз?
-Странник, сестра, отвори…
Уж не скелет ли там, хриплый от слез?
-Голод, сестра, отвори…
В щепы топор мои двери разнес!
-Это резня, отвори…

(1913, пер. Г.Кубатьяна)

В 1911 г. в одном из писем Севак пишет: «Хотелось бы перед окончательным возвращением на родину поехать в Венецию и провести там хотя бы одну весну, одну из считанных весен моей жизни. Хочется жить, чувствовать, что живешь… в предчувствии смерти».

Это было в августе 1914 года. Первая мировая война уже началась. На пристани в Константинополе жена поэта Янни была неприятно поражена царящей атмосферой: «Рубен, вернемся этим же пароходом, мне очень не нравится эта страна… Это ужасно – не видишь разве, ни на одном лице нет улыбки».

Несколько месяцев спустя, 24 апреля 1915 года, правительство младотурков арестовала и депортировало элиту армянской интеллигенции Константинополя. Более двух тысяч деятелей культуры, науки и искусства, государственных и религиозных деятелей, даже депутатов парламента были тайно вывезены из столицы и зверски убиты. Чуть позже, в мае, был арестован и Севак. Его отправили в поселок Чангири в Анатолии, где уже находилась большая группа депортированных армян. Очевидцы рассказывают, что в ссылке он держался невероятно мужественно, подбадривая других и до конца оставаясь верным клятве Гиппократа…

Случилось так, что ему пришлось лечить дочь высокопоставленного турецкого чиновника. Та была при смерти. Доктор делал все возможное, чтобы спасти жизнь больной. Состояние ее с каждым днем улучшалось, более того, она влюбилась в своего спасителя. Отец девушки, желая по своему выразить благодарность, сказал Севаку:

- Доктор, вы все должны умереть, никому из вас не спастись. Но если примешь ислам и возьмешь мою дочь в жены, я спасу тебя…

Севак в ужасе ответил, что он уже женат и у него дети.

- Ничего страшного, - сказал турецкий чиновник. – Для нашей религии это не помеха.

Друзья Севака по ссылке уговаривали его согласиться, пойти на временное притворное вероотступничество ради спасения жизни. Но Рубен Севак понимал, что, спасая жизнь, он погубит душу. Интересен тот факт, что Севак, будучи последовательным ученым-атеистом, тем не менее считал вероотступничество предательством. Изменой своему народу, своему назначению поэта, интеллигента.

«Мы – предводители народа. Если мы предадим свои идеалы, народ потеряет веру в справедливость борьбы. Мы должны быть примером. Мы должны умирать во имя бессмертия своего народа», - говорил он. И вообще для него, человека высочайшей морали, поэта-рыцаря, нравственного максималиста, любая сделка с совестью была недопустимой. Вот почему он предпочел сознательную смерть. «Рыцарь жертвует собой, - писал Бердяев, - и своим благом, но никогда не жертвует ценностью, абсолютно верен ценности».

Р. Севак считал христианство высочайшей ценностью не столько в религиозном, сколько в общечеловеческом смысле. Назначение художника как носителя великих идеалов – вот ценность, которая выше физического существования.

26 августа 1915 года на рассвете группу из пяти человек в экипажах отправили в соседний городок Аяш. Среди них был Рубен Севак и другой крупный армянский поэт Даниэль Варужан. Рассказ очевидца, извозчика-турка по имени Гасан, раскрыл обстоятельства этого убийства.

По дороге были остановлены неизвестными. Казалось, напали разбойники, однако полицейский подобострастно поздоровался с незнакомцем, за которым следовало четверо вооруженных мужчин. Перемещение, таким образом, было инсценировкой, западней. Руки у пяти жертв были связана, и они не могли сопротивляться. Полицейские обыскали их, ограбили и удалились. Извозчик издали наблюдал за этим. Пятеро палачей набросились на связанных людей, раздели их и привязали к деревьям. «Затем главарь разбойников и его люди обнажили своим кинжалы и стали медленно и невозмутимо резать их. Вопли осужденных и их отчаянная ярость разрывали мне сердце» (журн. «Айреник», Бостон, 1930г., №1). Среди палачей был отец той девушки, которой Cевак спас жизнь.

Скорбная весть дошла до Янни, которая не покидала все это время Константинополь, пытаясь вызволить мужа из ссылки. Турки не имели права ее депортировать, так как у нее было германское подданство. Она обращалась также к послу Германии Вагенгейму. Посол отреагировал на мольбу Янни спасти ее мужа следующим образом: «Ты – недостойная немка, ты предала свою нацию, вышла замуж за этого армянина и теперь пришла просить, чтобы я его вызволил! Он не должен вернуться. Они ушли умирать».

Содрогнувшись от такого ответа, Янни швырнула германский паспорт в лицу послу со словами: «У меня есть сын, я воспитаю его так, чтобы он когда-нибудь отомстил немцам за своего отца» (О. Чилинкирян. «Рубен Севак», Париж, 1985г.).

Янни Севак отказалась от немецкого подданства, перестала говорить по-немецки, дала своим детям армянское образование. В 20–30-е годы она играла на сценах парижских театров, выпустила несколько своих поэтических сборников на французском языке. Янни скончалась в Ницце 28 декабря 1967 года. Согласно ее завещанию, ее хоронили по армянскому обряду.

Опасения Рубена Севака были не напрасными. Янни действительно пришлось «раскрыть объятья» жесточайшей буре, выпавшей на долю поэта и его народа, пришлось разделить их трагическую судьбу. И сделала она это удивительно достойно.

Мукик · 18 Mar 07, 22:46

ХОХОТ
Ха-ха-ха, ха-ха-ха, эх!
Душит мучительный смех.
С трупом отца на плечах
По полю смерти в лучах
Ночи иду. В тишине
Прошлое липнет ко мне.
Старый священник, тяжел
Труп твой печальный.
Нашел Я тебя в щели сырой —
Не был спасен ты дырой.
Кто над тобою занес
Смерть? Ты удавлен, как пес.
Выгнав меня за порог,
Ты и подумать не мог,
Что возвращусь я опять
Долг свой последний отдать.
Ха-ха-ха, ха-ха-ха, эх!
Душит мучительный смех.
Жизнь глуповата, а тут
Умники — те, что идут
(жены и четки с собой)
К церкви воскресной толпой
Пред богоматерью жечь
Бледные столбики свеч,
Петь и молиться при том
Чинным постящимся ртом,
Чтоб всю неделю потом
Радость в ином находить —
врать, воровать и блудить.
Ха-ха-ха, ха-ха-ха, эх!
Душит мучительный смех.
Жизнь глуповата, а тут
души господ, что живут,
Зная лишь легкость и лоск.
Свой они девственный мозг
Не утруждают ничем.
Думать о смерти? Зачем?..
Здесь их дешевый софизм,
Их продувной эгоизм,
Мысли единой угар;
Был бы полнее амбар!..
Здесь бездыханная рать.
Свадеб уже не играть...
Ха-ха-ха, ха-ха-ха, эх!
Псы прерывают мой смех.
Мрак безнадежен и густ,
Чавканье слышу и хруст,
В пастях сомкнувшихся их —
Верткое мясо живых...
Нет ни друзей, ни родных,
Лечащей нету руки...
А молодые быки
С поднятой вверх головой
Мчатся тропой полевой,
Скрывшись в далеких лесах
С пламенем в красных глазах...

БЛУЖДАНИЕ

И всю ночь кружу я, позабыв обитель. Глупый я, глупый.
Ум ты забрал мой — жизнь возьми. Спаситель, боже наш глупый.

Но предсмертным взглядом смотрят отовсюду — глупый я, глупый!
Что же, умирайте, я еще побуду в жизни этой глупой.

С поля смерти темень уношу я, бедный, тени своей глупой.
Меня не убили — закричали вслед мне: «Глупый он, глупый!»

Что ж, смотрите в оба, маясь хрипом смерти, смерти этой глупой.
Вся в крови история — нет глупей, поверьте, ее глупой, глупой.

КРАСНЫЙ СУД

Край какой, год какой от рожденья Христе?
На том свете икнется какому владыке?
Был он добрым, была его совесть чиста,
А подробности жизни исчезли, как блики.
Даже имя коня его я позабыл... Ночь была.
Дан приказ примечательный был —
Чтоб в семи городах за семь дней без пощады
Всех мальчишек убить, кому нету семи,
А постарше не трогать...
И старшие, рады, Королю благодарно сказали:
«Возьми Наших девушек лучших — одну из семи.
Всем за семь. Пусть послужат тебе для услады.
В дар себе и своим приближенным прими...»
Ах, потеха с числом замечательным семь!
Венценосцы, свои обживая палаты,
Эту старую мудрость забыли совсем...

……………………………………

В этот хаос смотрю, неуклюже стою.
Как назвать мне пристойней прогулку сию?
Ну зачем было тем черепа рассекать,
У кого они вечной полны пустотою
И дрожаньем? Подобною ночью густою
Эти спины по полю зачем рассыпать
И мешать рассыпаться им в низких поклонах?
И зачем изгонять из Аркадии оных?
Эти пошлые жизни кого привлекли?
Эти пошлые люди костьми полегли...
Если б вы им оставили глаз — только глаз! —
О, владыки, они бы молились за вас!..
А чего вы добились, в конце-то концов?
О, владыки, зачем умертвлять мертвецов?..

Расплодили сирот, тьмою усыновленных,
И идут они по миру, телом малы,
Но читаешь легко в их глазах опаленных:
Они телом малы, а душою зрелы.
Нет у них ничего—ни родни и ни Бога,
Нет у них даже горсти родимой земли.
Есть у них только слезы, пустая дорога
И протянуты руки за коркой. Нашли
Они зверя, святое ища в человеке
И озябшей душой разуверясь навеки...

Осторожно! Они никому не простят.
Они встанут однажды на сгнивших костях!
Утверждая мечом свой закон Непреклонный,
Свою Волю объявят на Красном Суде.
Как узнать в них сирот, тьмою усыновленных?
Как узнать в них бедняг, погибавших в нужде?..

Этот день непременно придет, и тогда
О, беда вам, беда вам, беда!..

Мукик · 18 Mar 07, 22:50

СТАРЫЙ СВЯЩЕННИК

Мне нужно поспешить и постараться,
Пока не наступил рассветный час,
Как следует укрыть от зорких глаз
Сиятельного солнца тело старца.
Пока не наступил рассветный час...

Ты говорил, отец: «В смиреньи суть.
Оно одно — кратчайший путь до рая»,
Но армянину часто, уверяю,
Нож курда укорачивает путь,
Нож курда укорачивает путь...

Я по телам шагаю с мертвецом.
Остановиться я уже не в силах.
И кажется, что кровь свернулась в жилах
И в стопы ног сползла глухим свинцом...
И в стопы ног сползла глухим свинцом...
БОГ
По воде легко небеса плывут.
О, резни слепой нечестивый суд!
У луны в ночи неподвижен взгляд.
Млечный путь молчит, грозди звезд висят.
С них во мгле пустой, с них во тьме ночной
Каплет свет густой, словно сок хмельной.
Умереть? Но как? На твоих глазах,
Средь других бедняг и в слепых слезах?
Высоко твой трон, и высок твой гром.
Грозди звезд висят над твоим челом.
Гниль слюны во рту накоплю тайком
И тебя, мой враг, одарю плевком.
Но высок твой трон, не достичь плевком.
Пустота кругом, высота кругом.
И семь арок в ряд над тобой стоят.
И земли моей твой не видит взгляд.
И твоих, чужих, нам не видно глаз.
Недосуг тебе снизойти до нас.

Золотым путем по ступенькам вниз
Ты спустись в наш дом, поскорей спустись!
Черной бездны тьма — эшафот глухой.
Не сойди с ума, на дороге той.
Спрячь горячий свет, и глаза твои
Не увидят смерть и поля в крови.
Я глупец — кому сей поток словес?
Умер бог давно на верху небес.
Труп, о боже, твой Так зловонен, гнил.
Он унизил сон вековых светил.
Так огромен он, так велик твой труп,
Многолик твой труп и безлик твой труп.

ПЕСНЯ В НОЧИ
— Умерли розы,
Умерли розы.
Умерли каждым
Своим лепестком.
Умерли розы,
Умерли розы,
Я по умершим
Иду босиком.

Высохли росы,
Высохли росы.
Сколько печали
В розах родных...
Умерли розы,
Умерли розы,
Как же на свете
Жить мне без них?

Видишь, мой боже,
С темною мукой,
С темною мукой
Розу зову.
Где моя роза,
Где моя роза?
Как я разлуку
Переживу?

Кличу с любовью
Смерть к изголовью.
Пусть моя роза
ляжет на грудь.
Тихо отправлюсь,
Мирно отправлюсь
С розой умершей
В грустный наш путь.

___________________________

ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Кто эта девушка, одетая тоскою?
Куда безумной поступью такою
Она спешит, не ведая пути?
Вокруг тела, и стоны впереди.
Кто этот полумертвый, на котором
Она застыла онемевшим взором?
Крик. Он подняться пробует. И страстью
Одерживает верх над темной властью
Небытия... Объятья. Рот в крови
К устам ее прирос в пылу любви.
И поцелуй зацвел сквозь смерть и страх
Соленой розой на ее устах.
Есть чертов круг, и нет страшнее круга:
Любовь и смерть в объятиях друг друга!
Пальнул я. Черепа вобрали пули.
Я крикнул тем, что навсегда уснули:

«Эй, друзья,
Ответит пусть
Мне из вас
Хоть кто-нибудь —
Где он.
В рай кратчайший путь?»
— Вот он, этот путь!

ЗАВЕТ РОДА
И, удивленный сном их беспробудным,
На головы их робко положил
Я голову свою. Глаза смежил
И сном забылся, медленным и трудным.

Но великан вдруг подошел ко мне,
Потряс плечо мое рукой суровой:
— Что, сумасшедший, видишь ты во сне?
Поведать сон свой мне теперь попробуй.

«Я вижу сто старинных городов,
Сто башен древних там, за желтой далью.
И сто колоколов с глухой печалью
Висят, не зная певческих трудов.

Я вижу горы в пепле и песок
Пустыни дальней — мертвенный и бледный.
Я вижу крепости — стоят над бездной,
Пред временем закрыты на замок.

Надгробья наши вечным сном залиты.
А надписи на них: «Здесь погребен...»,
Истоптанные тысячью племен,
Который век не покидают плиты.

Но, как по знаку, медленным зевком
Колокола свой сон прогнали грешный.
Все сто колоколов во тьме кромешной
Вдруг шевельнули пыльным языком.

Приподнялись надгробья молчаливо
Себя усильом темным напрягли,
И сто князей легко и горделиво
На белый свет явились из земли.

И шествует Завет земли моей,
И нет ему ни смерти, ни изгнанья,
И нет ему преград. На расстояньи
Он отпер все ворота крепостей.

И семь веков идут князья — ни страх,
Ни слабость не царят над шагом стройным,
И цепи, как ручьи, на их ногах.
Щиты их ржавы, а глаза спокойны.

Летит по ветру одеяний бязь...
На том, кто впереди, в роскошном блеске
То ль знаменитый пурпур королевский,
То ль рода кровь... Не разгляжу я, князь...

И руки обагренные свои
Я протянул к ним с душною мольбою:
«Возьмите и меня, князья, с собою —
Служить Завету с верою в крови!»

Но вот рассвет взмахнул своим крылом,
И сто князей в могилы вновь спустились.
И с ними вновь земля моя простилась.
И мир не вспоминает о былом...»

Все сгинуло. И мне не до речей.
И нужно в щели в этот час сиянья
Скрыть, как сова, свое существованье
От справедливых солнечных лучей.

Ёжик · 24 Oct 10, 00:02

ԻՆՉՈՒ

Ինչո՞ւ, ինչո՞ւ զիս սիրեցիր,
Փոքրիկ աղջիկ, քեզի մեղք էր.
Փոքրիկ ծոցիդ թիթեռ պետք էր.
Դուն ծեր արծիվ մը բանտեցիր…

Կապույտ աչվիդ երբոր բացիր,
Կապույտ աղջիկ` պլպուլն երգեր.
Քեզ ալ սիրո մրմունջ պետք էր,
Դուն գուժկան մռունչս ընտրեցիր…

Ես կերթամ միշտ, անծայրածիր
Դամբաններ են ոտքիս հետքեր,
Քեզ սիրո մեղմ սյուք մը պետք էր,
Դուն փոթորկին կուրծքըդ բացիր…

Կայրին աչեր` սեւածիր,
Պիտի մեռնիս, այդպես մերգեր,
Քեզի փոքրիկ սեր մը պետք էր,
Դուն Սեր - Աստվածը սիրեցիր…

Today's Posts
Last two days	Last 3 days
Last week	Today's Posts LIFE

18 Mar 07, 22:36	#1 (permalink)
Мукик Все буду молчать......... VIP Ultra Club Join Date: Mar 2007 Location: Много будете знать скоро состаритесь... Age: 44 Posts: 14,210 Blog Entries: 7 Rep Power: 32	Рубен Севак РЫЦАРЬ ЧЕСТИ И ДОЛГА Он блистал своим умом, эрудицией, обаянием в лучших салонах Европы начала века. У него были все возможности со временем оказаться в числе литературных мэтров, ведь он был уже глубоко погружен в европейскую культуру, у ее контекст. Он мог, наконец, жить спокойной обеспеченной жизнью на своей лозаннской вилле на берегу озера Леман с красавицей-женой и двумя детьми. Перед молодым талантливым поэтом и одаренным врачом мир открывал множество дорог, но он предпочел сознательную мученическую смерть. Рубен Севак (Чилинкирян) родился 15 февраля 1885 года в городке Силиври, на европейском побережье Мраморного моря, неподалеку от Константинополя. Окончив с отличием в 1905 году знаменитый армянский лицей Берберяна в Константинополе и проявив недюжинные способности в усвоении самых различных предметов, Р.Севак отправился в Швейцарию, где осенью 1905 года стал студентом медицинского факультета Лозаннского университета. Яркое поэтическое дарование студента-медика проявилось еще в годы учебы в лицее. В Швейцарии, одном из центров политических, социальных и, конечно же, эстетических новаций Европы, дарование это раскрылось с еще большей силой. В стихах молодого поэта почти не ощущается резкого перехода от Востока к Западу, и это заслуга не только его самого. Дело в том, что Константинополь, который наравне с Тифлисом был крупнейшим центром армянской культуры, в начале века находился на стыке двух цивилизаций. Особенно это было заметно в среде местной армянской интеллигенции. Знание французского было не обязательным, но настолько необходимым, что почти все писатели Западной Армении владели им как родным. И поскольку армянская культура в начале века была европоцентристской, то с легкостью, естественным образом интегрировалась в европейскую. Это тяга к Европе особенно четко выразилась в западноармянской поэзии начала века. Рубен Севак был одним из лучших и последних представителей этого еще не оцененного по достоинству культурного феномена ХХ века. Двадцатилетний поэт с первых же дней пребывания в Швейцарии чувствовал себя не провинциалом в чужой и враждебной стране, как это нередко бывает, а полноправным участником литературного процесса, в своей родной стихии. В 1910 году он женился на Янни Апель, красавице-немке из аристократической семьи прусского полковника. Трудно в пределах предисловия представить все богатство и своеобразие поэзии Р. Севака. Поэтому, коснемся нескольких характерных стихотворений, в которых четко просматривается родство, общность поисков европейской культуры и армянской поэзии на рубеже веков. Типично неоромантическое стихотворение «Отчего?» вроде бы не выходит за пределы романтической поэтики и образности: дева-любовь, смерть… Однако меланхолическое созерцание поэта-неоромантика неожиданно превращается в трагический монолог поэта-провидца, идущего к своей смерти. Я иду все дальше, и в бесконечные могилы Превращаются следы мои… Ты нуждалась в нежном дуновении любви, Но открыла объятья страшной буре… (Подстрочный перевод) Образ, часто встречающийся у Р.Севака: рыцарь (поэт), уже седовласый, устало бредущий в никуда… Типично неоромантический образ, символизирующий здесь гибель, конец целой эпохи, целой системы ценностей. ВСАДНИК Не знаю кто, Бог весть куда, всегда, в жару и холода, неуследимый, как беда, он молча мчит Бог весть куда. В закатный час, смиряя страз, я вижу тень на облаках – суровый рыцарь впопыхах проносится Бог весть куда. Он мчит, а за его спиной скелеты движутся стеной; скакун горячий вороной его несет Бог весть куда. Я слыша, он обет блюдет, его любовь и слава ждет и ждет могила, где найдет и он покой – Бог весть когда. (Пер. Г.Кубатьяна) Но, в отличие от других неоромантиков, причину гибели Севак видел не только в новых, безбожных временах. Смерть у поэта предстает в двух ипостасях. Смерть идеала материализуется в физическую смерть, в насилие. Поэт предвещает невиданные катастрофы и бедствия. В 1912 году (в год написания стихотворения «Отчего?») в одной из своих статей он писал: «Воистину говорю вам, воистину, опасность велика, настолько велика, что мы даже не можем вообразить ее». Другое стихотворение, сонет «Грудь» представляет поляризованную картину человеческого бытия – жизнь и смерть. Но они слились, одно порождает другое. Любовь порождает смерть. Был праздник Жизни. И на нем все человечества сыны. Все те, кто жив еще, кто мертв и кто доселе не рожден. Под твердью зеленел простор. Но до бескрайней глубины Он был, как море, в сон и хлад оцепенело погружен. Дым поднимался от земли, и источал он кровь и страсть, И эти запахи в один свинец мертвящий сведены. Мужи и жены, здесь и там, в любви и горести сплетясь, Великую плодили Жизнь. Не нарушая тишины. В истоме головы мужей лежали на груди у дев, И жены в чреве семена чужих и будущих смертей Носили, и рождали чад, готовя тот же им удел. И воздух был свинцов и мертв, а к небесам от этих мест вздымалась Пирамида-Грудь гранитной тяжестью. На ней, на самом острие ее стоял могильный черный крест. (Пер. М. Жажояна) Любовь и Смерть, Эрос и Танат, метафоры эпохи, у Рубена Севака постепенно приобретают личностный характер. Его страшные предвидения (которые были не у него одного, конечно) начали сбываться. В начале апреля 1909 г. новое правительство младотурков организовало резню армян в Киликии. В течение двух недель вооруженная, фанатичная толпа при молчаливом попустительстве армии и полиции истребила 30 тысяч армян. Для Армении уже наступил кровавый ХХ век. Это прекрасно понимал поэт вдали от родины. В его судьбе и творчестве произошел резкий перелом. Для него Смерть-Танат – уже не только эстетизированный образ в стиле «ар нуво», а реальный акт кровавой драмы, предчувствие геноцида армян в Османской империи в 1915 году. АРМЕНИЯ Кто это плачет под дверью в мороз? -Странник, сестра, отвори… Уж не скелет ли там, хриплый от слез? -Голод, сестра, отвори… В щепы топор мои двери разнес! -Это резня, отвори… (1913, пер. Г.Кубатьяна) В 1911 г. в одном из писем Севак пишет: «Хотелось бы перед окончательным возвращением на родину поехать в Венецию и провести там хотя бы одну весну, одну из считанных весен моей жизни. Хочется жить, чувствовать, что живешь… в предчувствии смерти». Это было в августе 1914 года. Первая мировая война уже началась. На пристани в Константинополе жена поэта Янни была неприятно поражена царящей атмосферой: «Рубен, вернемся этим же пароходом, мне очень не нравится эта страна… Это ужасно – не видишь разве, ни на одном лице нет улыбки». Несколько месяцев спустя, 24 апреля 1915 года, правительство младотурков арестовала и депортировало элиту армянской интеллигенции Константинополя. Более двух тысяч деятелей культуры, науки и искусства, государственных и религиозных деятелей, даже депутатов парламента были тайно вывезены из столицы и зверски убиты. Чуть позже, в мае, был арестован и Севак. Его отправили в поселок Чангири в Анатолии, где уже находилась большая группа депортированных армян. Очевидцы рассказывают, что в ссылке он держался невероятно мужественно, подбадривая других и до конца оставаясь верным клятве Гиппократа… Случилось так, что ему пришлось лечить дочь высокопоставленного турецкого чиновника. Та была при смерти. Доктор делал все возможное, чтобы спасти жизнь больной. Состояние ее с каждым днем улучшалось, более того, она влюбилась в своего спасителя. Отец девушки, желая по своему выразить благодарность, сказал Севаку: - Доктор, вы все должны умереть, никому из вас не спастись. Но если примешь ислам и возьмешь мою дочь в жены, я спасу тебя… Севак в ужасе ответил, что он уже женат и у него дети. - Ничего страшного, - сказал турецкий чиновник. – Для нашей религии это не помеха. Друзья Севака по ссылке уговаривали его согласиться, пойти на временное притворное вероотступничество ради спасения жизни. Но Рубен Севак понимал, что, спасая жизнь, он погубит душу. Интересен тот факт, что Севак, будучи последовательным ученым-атеистом, тем не менее считал вероотступничество предательством. Изменой своему народу, своему назначению поэта, интеллигента. «Мы – предводители народа. Если мы предадим свои идеалы, народ потеряет веру в справедливость борьбы. Мы должны быть примером. Мы должны умирать во имя бессмертия своего народа», - говорил он. И вообще для него, человека высочайшей морали, поэта-рыцаря, нравственного максималиста, любая сделка с совестью была недопустимой. Вот почему он предпочел сознательную смерть. «Рыцарь жертвует собой, - писал Бердяев, - и своим благом, но никогда не жертвует ценностью, абсолютно верен ценности». Р. Севак считал христианство высочайшей ценностью не столько в религиозном, сколько в общечеловеческом смысле. Назначение художника как носителя великих идеалов – вот ценность, которая выше физического существования. 26 августа 1915 года на рассвете группу из пяти человек в экипажах отправили в соседний городок Аяш. Среди них был Рубен Севак и другой крупный армянский поэт Даниэль Варужан. Рассказ очевидца, извозчика-турка по имени Гасан, раскрыл обстоятельства этого убийства. По дороге были остановлены неизвестными. Казалось, напали разбойники, однако полицейский подобострастно поздоровался с незнакомцем, за которым следовало четверо вооруженных мужчин. Перемещение, таким образом, было инсценировкой, западней. Руки у пяти жертв были связана, и они не могли сопротивляться. Полицейские обыскали их, ограбили и удалились. Извозчик издали наблюдал за этим. Пятеро палачей набросились на связанных людей, раздели их и привязали к деревьям. «Затем главарь разбойников и его люди обнажили своим кинжалы и стали медленно и невозмутимо резать их. Вопли осужденных и их отчаянная ярость разрывали мне сердце» (журн. «Айреник», Бостон, 1930г., №1). Среди палачей был отец той девушки, которой Cевак спас жизнь. Скорбная весть дошла до Янни, которая не покидала все это время Константинополь, пытаясь вызволить мужа из ссылки. Турки не имели права ее депортировать, так как у нее было германское подданство. Она обращалась также к послу Германии Вагенгейму. Посол отреагировал на мольбу Янни спасти ее мужа следующим образом: «Ты – недостойная немка, ты предала свою нацию, вышла замуж за этого армянина и теперь пришла просить, чтобы я его вызволил! Он не должен вернуться. Они ушли умирать». Содрогнувшись от такого ответа, Янни швырнула германский паспорт в лицу послу со словами: «У меня есть сын, я воспитаю его так, чтобы он когда-нибудь отомстил немцам за своего отца» (О. Чилинкирян. «Рубен Севак», Париж, 1985г.). Янни Севак отказалась от немецкого подданства, перестала говорить по-немецки, дала своим детям армянское образование. В 20–30-е годы она играла на сценах парижских театров, выпустила несколько своих поэтических сборников на французском языке. Янни скончалась в Ницце 28 декабря 1967 года. Согласно ее завещанию, ее хоронили по армянскому обряду. Опасения Рубена Севака были не напрасными. Янни действительно пришлось «раскрыть объятья» жесточайшей буре, выпавшей на долю поэта и его народа, пришлось разделить их трагическую судьбу. И сделала она это удивительно достойно.
	__________________ «Никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит.»

18 Mar 07, 22:46	#2 (permalink)
Мукик Все буду молчать......... VIP Ultra Club Join Date: Mar 2007 Location: Много будете знать скоро состаритесь... Age: 44 Posts: 14,210 Blog Entries: 7 Rep Power: 32	СТИХИ-РЕЗНЯ И БЕЗУМНЫЙ ХОХОТ Ха-ха-ха, ха-ха-ха, эх! Душит мучительный смех. С трупом отца на плечах По полю смерти в лучах Ночи иду. В тишине Прошлое липнет ко мне. Старый священник, тяжел Труп твой печальный. Нашел Я тебя в щели сырой — Не был спасен ты дырой. Кто над тобою занес Смерть? Ты удавлен, как пес. Выгнав меня за порог, Ты и подумать не мог, Что возвращусь я опять Долг свой последний отдать. Ха-ха-ха, ха-ха-ха, эх! Душит мучительный смех. Жизнь глуповата, а тут Умники — те, что идут (жены и четки с собой) К церкви воскресной толпой Пред богоматерью жечь Бледные столбики свеч, Петь и молиться при том Чинным постящимся ртом, Чтоб всю неделю потом Радость в ином находить — врать, воровать и блудить. Ха-ха-ха, ха-ха-ха, эх! Душит мучительный смех. Жизнь глуповата, а тут души господ, что живут, Зная лишь легкость и лоск. Свой они девственный мозг Не утруждают ничем. Думать о смерти? Зачем?.. Здесь их дешевый софизм, Их продувной эгоизм, Мысли единой угар; Был бы полнее амбар!.. Здесь бездыханная рать. Свадеб уже не играть... Ха-ха-ха, ха-ха-ха, эх! Псы прерывают мой смех. Мрак безнадежен и густ, Чавканье слышу и хруст, В пастях сомкнувшихся их — Верткое мясо живых... Нет ни друзей, ни родных, Лечащей нету руки... А молодые быки С поднятой вверх головой Мчатся тропой полевой, Скрывшись в далеких лесах С пламенем в красных глазах... БЛУЖДАНИЕ И всю ночь кружу я, позабыв обитель. Глупый я, глупый. Ум ты забрал мой — жизнь возьми. Спаситель, боже наш глупый. Но предсмертным взглядом смотрят отовсюду — глупый я, глупый! Что же, умирайте, я еще побуду в жизни этой глупой. С поля смерти темень уношу я, бедный, тени своей глупой. Меня не убили — закричали вслед мне: «Глупый он, глупый!» Что ж, смотрите в оба, маясь хрипом смерти, смерти этой глупой. Вся в крови история — нет глупей, поверьте, ее глупой, глупой. КРАСНЫЙ СУД Край какой, год какой от рожденья Христе? На том свете икнется какому владыке? Был он добрым, была его совесть чиста, А подробности жизни исчезли, как блики. Даже имя коня его я позабыл... Ночь была. Дан приказ примечательный был — Чтоб в семи городах за семь дней без пощады Всех мальчишек убить, кому нету семи, А постарше не трогать... И старшие, рады, Королю благодарно сказали: «Возьми Наших девушек лучших — одну из семи. Всем за семь. Пусть послужат тебе для услады. В дар себе и своим приближенным прими...» Ах, потеха с числом замечательным семь! Венценосцы, свои обживая палаты, Эту старую мудрость забыли совсем... …………………………………… В этот хаос смотрю, неуклюже стою. Как назвать мне пристойней прогулку сию? Ну зачем было тем черепа рассекать, У кого они вечной полны пустотою И дрожаньем? Подобною ночью густою Эти спины по полю зачем рассыпать И мешать рассыпаться им в низких поклонах? И зачем изгонять из Аркадии оных? Эти пошлые жизни кого привлекли? Эти пошлые люди костьми полегли... Если б вы им оставили глаз — только глаз! — О, владыки, они бы молились за вас!.. А чего вы добились, в конце-то концов? О, владыки, зачем умертвлять мертвецов?.. Расплодили сирот, тьмою усыновленных, И идут они по миру, телом малы, Но читаешь легко в их глазах опаленных: Они телом малы, а душою зрелы. Нет у них ничего—ни родни и ни Бога, Нет у них даже горсти родимой земли. Есть у них только слезы, пустая дорога И протянуты руки за коркой. Нашли Они зверя, святое ища в человеке И озябшей душой разуверясь навеки... Осторожно! Они никому не простят. Они встанут однажды на сгнивших костях! Утверждая мечом свой закон Непреклонный, Свою Волю объявят на Красном Суде. Как узнать в них сирот, тьмою усыновленных? Как узнать в них бедняг, погибавших в нужде?.. Этот день непременно придет, и тогда О, беда вам, беда вам, беда!..
	__________________ «Никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит.»

18 Mar 07, 22:50	#3 (permalink)
Мукик Все буду молчать......... VIP Ultra Club Join Date: Mar 2007 Location: Много будете знать скоро состаритесь... Age: 44 Posts: 14,210 Blog Entries: 7 Rep Power: 32	СТАРЫЙ СВЯЩЕННИК Мне нужно поспешить и постараться, Пока не наступил рассветный час, Как следует укрыть от зорких глаз Сиятельного солнца тело старца. Пока не наступил рассветный час... Ты говорил, отец: «В смиреньи суть. Оно одно — кратчайший путь до рая», Но армянину часто, уверяю, Нож курда укорачивает путь, Нож курда укорачивает путь... Я по телам шагаю с мертвецом. Остановиться я уже не в силах. И кажется, что кровь свернулась в жилах И в стопы ног сползла глухим свинцом... И в стопы ног сползла глухим свинцом... БОГ По воде легко небеса плывут. О, резни слепой нечестивый суд! У луны в ночи неподвижен взгляд. Млечный путь молчит, грозди звезд висят. С них во мгле пустой, с них во тьме ночной Каплет свет густой, словно сок хмельной. Умереть? Но как? На твоих глазах, Средь других бедняг и в слепых слезах? Высоко твой трон, и высок твой гром. Грозди звезд висят над твоим челом. Гниль слюны во рту накоплю тайком И тебя, мой враг, одарю плевком. Но высок твой трон, не достичь плевком. Пустота кругом, высота кругом. И семь арок в ряд над тобой стоят. И земли моей твой не видит взгляд. И твоих, чужих, нам не видно глаз. Недосуг тебе снизойти до нас. Золотым путем по ступенькам вниз Ты спустись в наш дом, поскорей спустись! Черной бездны тьма — эшафот глухой. Не сойди с ума, на дороге той. Спрячь горячий свет, и глаза твои Не увидят смерть и поля в крови. Я глупец — кому сей поток словес? Умер бог давно на верху небес. Труп, о боже, твой Так зловонен, гнил. Он унизил сон вековых светил. Так огромен он, так велик твой труп, Многолик твой труп и безлик твой труп. ПЕСНЯ В НОЧИ — Умерли розы, Умерли розы. Умерли каждым Своим лепестком. Умерли розы, Умерли розы, Я по умершим Иду босиком. Высохли росы, Высохли росы. Сколько печали В розах родных... Умерли розы, Умерли розы, Как же на свете Жить мне без них? Видишь, мой боже, С темною мукой, С темною мукой Розу зову. Где моя роза, Где моя роза? Как я разлуку Переживу? Кличу с любовью Смерть к изголовью. Пусть моя роза ляжет на грудь. Тихо отправлюсь, Мирно отправлюсь С розой умершей В грустный наш путь. ___________________________ ПРЕСТУПЛЕНИЕ Кто эта девушка, одетая тоскою? Куда безумной поступью такою Она спешит, не ведая пути? Вокруг тела, и стоны впереди. Кто этот полумертвый, на котором Она застыла онемевшим взором? Крик. Он подняться пробует. И страстью Одерживает верх над темной властью Небытия... Объятья. Рот в крови К устам ее прирос в пылу любви. И поцелуй зацвел сквозь смерть и страх Соленой розой на ее устах. Есть чертов круг, и нет страшнее круга: Любовь и смерть в объятиях друг друга! Пальнул я. Черепа вобрали пули. Я крикнул тем, что навсегда уснули: «Эй, друзья, Ответит пусть Мне из вас Хоть кто-нибудь — Где он. В рай кратчайший путь?» — Вот он, этот путь! ЗАВЕТ РОДА И, удивленный сном их беспробудным, На головы их робко положил Я голову свою. Глаза смежил И сном забылся, медленным и трудным. Но великан вдруг подошел ко мне, Потряс плечо мое рукой суровой: — Что, сумасшедший, видишь ты во сне? Поведать сон свой мне теперь попробуй. «Я вижу сто старинных городов, Сто башен древних там, за желтой далью. И сто колоколов с глухой печалью Висят, не зная певческих трудов. Я вижу горы в пепле и песок Пустыни дальней — мертвенный и бледный. Я вижу крепости — стоят над бездной, Пред временем закрыты на замок. Надгробья наши вечным сном залиты. А надписи на них: «Здесь погребен...», Истоптанные тысячью племен, Который век не покидают плиты. Но, как по знаку, медленным зевком Колокола свой сон прогнали грешный. Все сто колоколов во тьме кромешной Вдруг шевельнули пыльным языком. Приподнялись надгробья молчаливо Себя усильом темным напрягли, И сто князей легко и горделиво На белый свет явились из земли. И шествует Завет земли моей, И нет ему ни смерти, ни изгнанья, И нет ему преград. На расстояньи Он отпер все ворота крепостей. И семь веков идут князья — ни страх, Ни слабость не царят над шагом стройным, И цепи, как ручьи, на их ногах. Щиты их ржавы, а глаза спокойны. Летит по ветру одеяний бязь... На том, кто впереди, в роскошном блеске То ль знаменитый пурпур королевский, То ль рода кровь... Не разгляжу я, князь... И руки обагренные свои Я протянул к ним с душною мольбою: «Возьмите и меня, князья, с собою — Служить Завету с верою в крови!» Но вот рассвет взмахнул своим крылом, И сто князей в могилы вновь спустились. И с ними вновь земля моя простилась. И мир не вспоминает о былом...» Все сгинуло. И мне не до речей. И нужно в щели в этот час сиянья Скрыть, как сова, свое существованье От справедливых солнечных лучей.
	__________________ «Никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит.»

24 Oct 10, 00:02	#4 (permalink)
Ёжик ♥ уже весна ♥ VIP Extra Club Join Date: Oct 2009 Posts: 1,707 Rep Power: 16	Re: Рубен Севак ԻՆՉՈՒ Ինչո՞ւ, ինչո՞ւ զիս սիրեցիր, Փոքրիկ աղջիկ, քեզի մեղք էր. Փոքրիկ ծոցիդ թիթեռ պետք էր. Դուն ծեր արծիվ մը բանտեցիր… Կապույտ աչվիդ երբոր բացիր, Կապույտ աղջիկ` պլպուլն երգեր. Քեզ ալ սիրո մրմունջ պետք էր, Դուն գուժկան մռունչս ընտրեցիր… Ես կերթամ միշտ, անծայրածիր Դամբաններ են ոտքիս հետքեր, Քեզ սիրո մեղմ սյուք մը պետք էր, Դուն փոթորկին կուրծքըդ բացիր… Կայրին աչեր` սեւածիր, Պիտի մեռնիս, այդպես մերգեր, Քեզի փոքրիկ սեր մը պետք էր, Դուն Սեր - Աստվածը սիրեցիր…

VIP Forums Muzblog Chat Games Gallery. Форум, муздневники, чат, игры, галлерея.

Literature and Culture Literature – are news, that will never become out of date. (Ezra Pound) When everything is forgotten, culture remains. (Edward Errio)

Рубен Севак