|
4
«Так в одночасье рухнул целый мир,
хоть внешне верх не стал на место низа.
Салмаст. Ростов... Окраина Тебриза.
Я привыкаю к кличке «мухаджир»,
что означает, что я здесь чужой,
что здесь нас приютили бога ради...
Жизнь продолжалась. Только я, по правде,
ел, спал, ходил, но — с мертвою душой.
Изгнанники, такие же, как мы,
шли к нам, слова сочувствия звучали,
ничуть не уменьшая ни печали,
ни паники, объемлющей умы.
Отец был без работы целый год,
в унынии он не внушал доверья,
и перед ним захлопывались двери
контор. А мать — последнее несет
на барахолку. Мне лишь — повезло:
я в магазин устроился рабочим.
И лишь о хлебе думал я — о прочем
в ту пору время думать не пришло.
В конце концов отца свалил инсульт,
а вскоре мать слегла, да и не встала...
Пора сиротства горького настала.
В меня здесь разве только не плюют.
Я гол и бос. Отец и мать в гробу.
Анюта — сон, мираж страны далекой...
И с девушкой, такой же одинокой,
однажды я связал свою судьбу.
Двух сыновей господь нам даровал.
Прошли года. И духом я воспрянул,
в глаза людей, забыв былое, глянул,
родными и друзьями их назвал.
Жена меня любила. И ясна
душа моя была для посторонних —
ни слов, ни настроений похоронных
за мной не замечали. Но весна
души моей осталась на Дону,
душа моя с душой моей любимой
жила в стране реальной — но незримой
и даже не известной никому.
Так, тайно возвращаясь в грезах к ней,
я помнил каждый миг былой в деталях...
И понял, поглядев на сыновей,
что целых тридцать лет прошло в скитаньях...»
|
