VIP Forums Muzblog Chat Games Gallery. Форум, муздневники, чат, игры, галлерея.

Но ты, может быть, спросишь, как я могла воспитывать
ребенка в такой роскоши, как сумела я доставить ему все
радости легкой, беззаботной жизни высшего общества. Любимый
мой, я говорю с тобой из мрака, я не стыжусь, я скажу тебе,
но только не пугайся, любимый, - я продавала себя. Я не
стала тем, что называют уличной феей, проституткой, но я
продавала себя. У меня были богатые друзья, богатые
любовники; сначала я искала их, - потом они искали меня,
потому что я была - замечал ли ты это когда-нибудь? - очень
хороша собой. Все, кому я отдавалась, были благодарны мне,
привязывались ко мне, все любили меня, - только ты не
полюбил меня, только ты, мой любимый!
Презираешь ли ты меня теперь, после этого признания?
Нет, я знаю, ты не презираешь меня; я знаю, ты все
понимаешь, поймешь и то, что я поступала так ради тебя, ради
твоего второго "я", ради твоего ребенка. Однажды, в палате
родильного приюта, я прикоснулась к ужасам нищеты, я знала,
что бедного всегда топчут, унижают, что в этом мире он
всегда жертва, и я ни за что на свете не хотела, чтобы твое
дитя, твое светлое, чудное дитя выросло на дне, среди
голытьбы, среди дикости и пошлости улицы, в зачумленном
воздухе задворок. Я не хотела, чтобы его нежные губы
произносили грубые слова, чтобы его белого тельца касалось
жесткое, заскорузлое белье бедноты, - у твоего ребенка
должно было быть все, все богатства, все блага земные, он
должен был подняться до тебя, до твоей жизненной сферы.
Поэтому, только поэтому, любимый, продавала я себя. Для
меня в этом не было жертвы, ибо то, что принято называть
честью или позором, в моих глазах не имело значения; ты не
любил меня, ты, единственный, кому по праву принадлежало мое
тело, а все остальное было мне безразлично. Ласки мужчин и
даже их искренние чувства не вызывали во мне отклика, хотя
иных я очень уважала и, памятуя о своей собственной
неразделенной любви, от души жалела. Все те, кого я знала,
были добры ко мне, все баловали меня, все уважали. Один
граф, пожилой вдовец, любил меня, как родную дочь, это он
обивал пороги, чтобы выхлопотать безродному ребенку, твоему
ребенку, прием в Терезианум. Три, четыре раза просил он
моей руки, - я могла бы быть теперь графиней, владелицей
сказочного замка в Тироле, могла бы отбросить все заботы,
так как ребенок имел бы нежного, обожающего отца, а я -
спокойного, благородного, доброго мужа. Я не согласилась,
несмотря на то, что причиняла ему боль своим отказом. Быть
может, я поступила опрометчиво, и я жила бы теперь
где-нибудь в тиши, и мое ненаглядное дитя было бы со мной,
но - почему не признаться тебе? - я не хотела себя
связывать, хотела в любой час быть свободной для тебя.
Где-то, в сокровенной глубине души, все еще таилась давняя
детская мечта, что ты еще позовешь меня, хотя бы только на
один час. И ради этого одного возможного часа я оттолкнула
от себя все, лишь бы быть свободной и явиться по первому
твоему зову. Чем была вся моя жизнь с самого пробуждения от
детства, как не ожиданием, ожиданием твоей прихоти!
И этот час действительно настал. Но ты не знаешь его, не
подозреваешь о нем, мой любимый! Ты не узнал меня и в этот
раз - никогда, никогда ты не узнавал меня! Я ведь и раньше
часто встречала тебя в театре, на концертах, в Пратере, на
улице - каждый раз у меня замирало сердце, но ты не смотрел
на меня: я ведь внешне сильно изменилась, из робкого
подростка превратилась в женщину; говорили, что я хороша; я
всегда была богато одета и окружена поклонниками. Как мог
ты признать во мне робкую девушку, которую видел в полумраке
своей спальни! Иногда с тобой раскланивался кто-нибудь из
сопровождавших меня мужчин; ты отвечал на поклон и бросал
взгляд на меня, но этот холодный взгляд был просто данью
вежливости, знаком минутного интереса; это был не знающий
меня, чужой, страшно чужой взгляд. Помню, однажды это
неузнавание, к которому я уже почти привыкла, причинило мне
жгучую боль: это было в театре, я сидела в ложе со своим
другом, а ты - в соседней ложе. Началась увертюра, свет
погас, и я больше не могла видеть твое лицо, но я слышала
рядом с собой твое дыхание, как тогда, в ту ночь, а на
бархатном барьере, разделявшем наши ложи, покоилась твоя
рука, твоя тонкая, нежная рука. И мной овладело неодолимое
желание наклониться и смиренно поцеловать эту чужую, столь
любимую руку, когда-то ласкавшую меня. Взволнованная
звуками музыки, я едва удерживалась, чтобы не прижаться к
ней губами, не уступить безумному порыву.

__________________