* * *

Серый — это, конечно, очень неброский цвет, но ее платье было из светло-серой материи. На фоне древесного ствола оно выделялось так же ярко, как и на фоне зеленой листвы дуба, что рос у пруда с кувшинками. Банкрофт на минуту остановился, глядя на девушку. Затем приблизился сзади и легонько положил ладони ей на плечи.
В первый миг не было никакой реакции. «Наверное, слышала, как я подошел», — подумал Банкрофт. Он немного боялся напугать ее. В следующее мгновение Патриция повернулась, не поднимая головы, и зарылась лицом в складки его шейного платка, обвивая его стан руками и прижимаясь так крепко, словно лишь это могло уберечь ее от падения.
— Маленькая птичка, — проговорил он и получил в ответ шквал горестных рыданий.
Рыдающие женщины всегда повергали бравого сердцееда в смятение. Он просто не понимал, что же ему с ними делать.
Крепко обняв Патрицию, он ткнулся губами в спутанные волосы и принялся нашептывать какую-то бессмысленную чепуху. «Вот так же можно держать в своих руках ребенка, — думал Банкрофт. — Только она — не ребенок. Она — теплая, стройная, нежная женщина».
— Что случилось? — спросил он, когда она наконец смолкла.
— Ничего, — отозвался приглушенный голос, ударяясь ему в грудь.
— Ах, жаль, — сказал он. — Мой шейный платок пропал из-за ничего. Лакей будет заинтригован. Что же я ему скажу?
— Передайте ему мои извинения, — пробормотала девушка. Зубы у нее постукивали, словно от холода. Банкрофт даже мог слышать это.
Слегка подавшись назад, он одной рукой поднял острый девичий подбородок, хотя Патриция и пыталась сопротивляться. Глаза ее, как и щеки, и нос — все было мокро. Лицо было покрыто красными пятнами, а одно, самое большое, сплошное пунцовое пятно пылало на щеке. Волосы растрепались и свисали сосульками до плеч. Выглядела девушка просто отвратительно. И при этом его внимательным глазам она казалась необъяснимо и удивительно прекрасной.
Банкрофт достал из кармана платок, вытер се лицо и глаза, а потом вручил ей: — На вот, высморкайся.
Она послушалась и, лишь когда он взял у нее из рук этот платок и снова сунул в карман, очнулась и с досады закусила губу.
— А теперь говори, из чего состоит это «ничего», — потребовал Банкрофт.
— Я грохнула все винные бутылки и бокалы, — призналась Патриция.
— О чью-то голову? — изумился он. — О, как эффектно! Ужасно жалею, что пропустил такое зрелище. Расскажи скорее, как это было.
Девушка рассказала.
— Так-так, а потом, я полагаю, на тебя обрушился праведный гнев ее величества?
— Ну да. — Под его пристальным взглядом Патриция медленно приходила в себя.
— А что у тебя со щекой? — продолжал он, чувствуя, как гнев, точно огненный шар, концентрируется у него в груди. Он уже и сам знал, что произошло.
Губы у нее снова невольно задрожали.
— Она ударила меня, — призналась девушка. — И назвала меня потаскухой.
О! В тот миг он готов был стреляться с проклятой бабой! С каким наслаждением он влепил бы ей пулю между глаз! Да, именно так. Сначала дал бы выстрелить ей, а потом заставил бы ее ждать, застыв от ужаса и глядя в дуло направленного на нее пистолета. И выстрелил бы!
Банкрофт снова обнял хрупкие плечи девушки и привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, только вздрагивала.
— Я отомщу за тебя, маленькая птичка, — пообещал он. — Слово чести. Ты вообще-то веришь, что у меня есть честь?
Она не ответила на вопрос и только после паузы сказала: — Наверное, я слишком бурно отреагировала. В конце концов, это ведь моя вина. Просто меня еще ни разу в жизни не били. А по лицу — особенно оскорбительно. Да еще при всех... — Девушка отодвинулась от груди своего утешителя и улыбнулась ему. — Но это все не важно, — сказала она, — ведь я здесь ненадолго. Скоро я отправлюсь в сельскую школу. В мою родную деревню. Буду жить среди знакомых людей. Думаю, мне будет приятно учить детей.
— А как же ваш молодой, красивый, мужественный и преуспевающий фермер? — спросил Банкрофт. — Он что, уже не хочет на вас жениться?
Девушка смутилась лишь на секунду, после чего твердо проговорила: — Я его не люблю. Мне кажется, это не правильно — выходить замуж без любви, не так ли? Но что за глупый вопрос. Ведь вы же не верите в любовь. А вот я считаю, что это было бы не правильно. В общем, мое будущее предопределено. Мое счастливое будущее.
— Правда? — удивился Банкрофт. — Так вам уже предложили место?
— Во всяком случае, я уведомила пастора, — сказала девушка. — Но его ответ — уже простая формальность. Ему придется сказать «да». Ведь он был другом моего папы.
О! Вот еще одна бесплодная мечта. Очередная скромная, но несбыточная надежда. Банкрофт улыбнулся, неизвестно почему вдруг представив себе, как Патриция сидит в кресле-качалке, склонив голову и глядя на младенца, с наслаждением сосущего ее грудь. На темноволосого младенца...
Между тем девушка совершенно пришла в себя.
— Ну, я в порядке, — сообщила она. — А вам пора возвращаться к миссис Хантер. Думаю, ей не слишком понравилось, что вы ее бросили в такой интересный момент. Еще застынет, чего доброго. Причем во всех смыслах.
Банкрофт снова улыбнулся.
— И вообще, знаете ли, вы плохо кончите, сударь, — добавила Патриция. — Что, если бы это оказалась не я, а леди Майрон? Или миссис Делейни? Или Флосси? Или Нэнси?!
Банкрофт почувствовал, ч-то его так и распирает от веселья.
— Вот вы думаете, что это забавно, — осуждающим тоном продолжала его собеседница, — и напрасно. Кто-нибудь от всего этого непременно пострадает. В лучшем случае вам разобьют голову.
— Узнаю свою маленькую птичку, — с облегчением выдохнул он. — Язычок все так же отточен с обеих сторон и заострен на конце. Ну-ка, беритесь за мою руку. Провожу вас домой.
— Но миссис Хантер... — возразила Патриция.
— Да пропади она пропадом, — прервал ее Банкрофт. — Я веду вас домой. Выбирайте, пойдете ли вы со мной под руку или я понесу вас на плече.
— Ну что ж, раз вы так изысканно предлагаете мне сделать выбор, — заметила девушка, — то я воспользуюсь вашим позволением. Думаю, что выберу вашу руку.
— Ну а теперь, — сказал он, как только они зашагали под навесом зелени, — позвольте мне угостить вас историей моей собственной жизни. Можно? Ведь свою вы мне рассказали еще неделю назад. Помните, ранним утром? Я готов отплатить вам тем же, если вы найдете силы меня выслушать.
И рассказал ей о том, о чем ни разу не говорил ни с одной женщиной. Он впустил Патрицию в свою жизнь. Это Банкрофт понял немного позднее, мысленно возвратившись к их разговору.
Стоя у окна своей комнаты и ожидая возвращения всего общества с пикника, должно быть, от непривычного одиночества, Банкрофт стал вспоминать, как без умолку говорил о себе. Он видел, что, несмотря на мужественные попытки держаться, на самом деле девушка была весьма недалека от шока и совсем еще не оправилась от пережитого удара. Патриция так доверчиво опиралась на его руку, что, будучи с другой женщиной или в других обстоятельствах, он непременно вспыхнул бы. Но было понятно, что она просто еще не вполне доверяет своим ногам, а голова у нее по-прежнему кружится.
Итак, Банкрофт продолжал говорить, зная, что, несмотря на происшедшее, девушка его слушает. Она даже задала несколько вопросов о его матери, сестрах, племянниках и племянницах.
Когда же они добрались до дома, он лично проводил Патрицию до ее комнаты, по пути приказав лакею принести в комнату мисс Мэнган горячий чай и немного настойки опия.
— О, вы повергли в изумление всех слуг, — заметила девушка. — Мне такое не полагается.
Ярость снова вонзилась в него, словно нож.
— Что ж, тогда, — сказал он, входя вслед за девушкой в ее комнату и не обращая внимания на немой вопрос, застывший в глазах Патриции, — тогда я сам побуду вашей горничной и окажу вам одну услугу. Дайте мне расческу. У вас волосы похожи на куст после жестокого урагана.
— О, как вы любезны, — попыталась съязвить она, но смотрела с опаской.
— Садитесь, — потребовал Банкрофт, указав на табурет перед туалетным столиком. Вытащив остатки шпилек из волос девушки, он принялся за работу. Сначала терпеливо разобрал все узелки, а потом стал неспешно расчесывать волосы по всей длине. Он помнил еще, как много раз он делал это для своей мамы, когда был маленьким. Мама страдала от головных болей и говорила, что ей становится легче, если голову массируют щеткой.
У Патриции Мэнган были чудесные волосы. Густые и слегка волнистые, блестящие, длинные, до пояса, и скорее русые, чем каштановые. Прическа, которую она обычно носила, явно была изобретена ее тетушкой. Впрочем, в доме священника, наверное, девушке тоже рекомендовали смирять нескромность этой роскошной шевелюры.
Чая и опия пришлось дожидаться довольно долго. Резко распахнув дверь, Флосси так и застыла на пороге с подносом в руках и вытаращенными глазами. Уходя, она вела себя, однако, уже гораздо сдержаннее и спокойнее, поскольку уносила в кармане сияющие новенькие полсоверена.
— Но мне вовсе не нужен опий, — возразила Патриция, поднимаясь с табурета и обращая к Банкрофту очаровательно порозовевшее лицо.
— И все же вы его примете, — возразил он, — а потом, когда я выйду, запрете дверь и ляжете отдыхать. Вы не позволите себя тревожить до самого вечера. Этого времени вам хватит, чтобы поправиться?
Девушка молча кивнула.
— Ну, тогда я пошел, маленькая птичка.
Он поступал так, руководствуясь лишь инстинктом, без всякой задней мысли. То же самое он сделал бы и для своей сестры, если бы ее кто-то обидел и требовалось бы ее утешить. Банкрофт взял лицо девушки в ладони, запустив пальцы в теплый шелк волос, и, склонив голову, коснулся губами ее губ.
Пожалуй, если бы это была сестра, он поднял бы голову сразу же после легкого прикосновения и не позволил бы себе задержаться, когда ощутил, что губы девушки дрогнули.
Пожалуй, сестра не стала бы смотреть на него после этого такими вот немигающими огромными глазами.
Пожалуй, выйдя от сестры, он не остановился бы, прижавшись спиной к закрытой двери, хватая воздух ртом и дожидаясь, пока колени снова окрепнут, чтобы дойти до собственной комнаты.
«Что за глупость я только что сделал, — мысленно посетовал Банкрофт. — Удивительную глупость!»

__________________
Люди не замечают, как Плачет ночами Та, что идет по жизни Смеясь...