«Ходьба помогает думать»
Мы делаем шаг за шагом, и нам в голову одна за другой приходят мысли.
Похоже, что ноги приводят в движение еще и наше мышление.
Так — на ходу — люди становятся философами, считает профессор философии и любитель пеших прогулок Кристоф Ламур.
Откуда это желание сблизить философию и ходьбу?
Кристоф Ламур: Прежде всего из собственного опыта. Я убедился, что долгие прогулки в горах стимулируют мои размышления. Затем, изучая жизнь разных философов, я обнаружил, что многие из них любили гулять пешком и даже те, кто сам не был поклонником ходьбы, признавали, что она является олицетворением процесса мышления. Декарт, к примеру, описывал свою рефлексию как прогулку в лесу. Он чувствует, что заблудился, и ищет дорогу... Хайдеггер говорит о мыслях как о «путях, которые никуда не ведут»: их цель не в том, чтобы попасть из пункта А в пункт Б, а в том, чтобы двигаться. В этом и заключается то общее, что объединяет философа и ходока: у них нет другой цели, кроме как идти дальше по дороге. Как писал Ясперс, «быть философом — значит быть в пути».
Тем не менее мыслителя обычно представляют существом неподвижным и пребывающим в прострации, наподобие скульптуры Родена «Мыслитель».
Кристоф Ламур (Christophe Lamoure) — философ, автор книги «Маленькая философия любителя пеших прогулок» («Petite Philosophie du marcheur», Milan, 2007), в которой он рассказывает о таких знаменитых любителях ходить пешком, как Кант, Ницше и Руссо, и рассуждает о связи между энергией духа и физической энергией.
Этот образ отсылает к весьма специфическому восприятию философии, согласно которому, отвлекаясь от тела, мы способствуем работе мысли. Иными словами, когда тело больше не обременяет мысль, та может свободно парить. Я же считаю наоборот: мысль всегда служит соединению тела и духа. И ходьба является наилучшим выражением этой связи. Мысль опирается на тело и развивается в гармонии с ним*. Можно даже сказать, что во время ходьбы мы думаем телом. Ходить — значит наступать на одну ногу, а затем на другую, а думать — значит переходить от одной идеи к другой. Мышление — это всегда отсутствие покоя, движение, нестабильность, как и ходьба — баланс между моментами неравновесия. В обоих случаях речь о постоянном поиске баланса между двумя положениями. Так что есть соответствие между движениями тела и движением мысли. Монтень даже говорил, что его «ум не сдвинется, если ноги его не расшевелят», и что ему кажется, что, пока он сидит, мысли его спят!
Вам интересны в первую очередь прогулки по горам. Вам кажется, городские прогулки не так плодотворны для мышления?
Думаю, это так. Потому что такая ходьба машинальна и слишком утилитарна: мы идем пешком, чтобы добраться до работы, попасть в магазин и т. п. Кроме того, мы растворяемся в атмосфере города — идем не в собственном ритме, а в ритме толпы, наше внимание постоянно переключается на то, что происходит вокруг. Мы движемся не самостоятельно, не своим шагом. Я полагаю, что ходьба порождает ценные мысли, если я иду свободно, по своей воле и не имею другой цели, кроме как побыть наедине с самим собой. Кроме того, ходьба по городу — дело довольно суетливое и беспокойное, в то время как мысль — хотя и с ней иногда случаются бурные всплески — в целом движется в медленном темпе. В таком темпе, который соответствует ритму нашего дыхания. Прогулки в горах заставляют нас больше прислушиваться к собственному дыханию.
А как именно дыхание влияет на мышление?
В зависимости от типа дороги, по которой мы шагаем, и, следовательно, в зависимости от того, как мы дышим, меняется характер наших размышлений. Прогулка по равнине способствует долгим пространным рассуждениям. Прогулка в горах больше подходит для поиска точной формулировки, потому что нам не хватает воздуха. А вот спуск с горы благоприятен для своевольных мыслей, которые движутся куда хотят.
Можно ли сказать, что мысли, возникшие во время ходьбы, глубже других?
В любом случае такие мысли ближе к реальности. Мы являемся одновременно духом и телом, и ходьба заставляет нас учитывать эту нашу смешанную природу. Это возможность дать нашей мысли конкретную опору, от которой мы склонны отмахиваться, когда пускаемся в абстрактные рассуждения. Более того, когда мы ходим по горам, то в этом уже заключена диалектика: мы поднимаемся вверх, однако наш взгляд и наклон головы обращены вниз. Получается, что мы любуемся вершинами и в то же время регулярно смотрим себе под ноги, а значит, на землю, которая напоминает, откуда мы пришли и куда уйдем: «Прах ты есть и в прах возвратишься».
Вы хотите сказать, что прогулки пешком — школа мудрости?
Да, потому они удерживают нас на земле: не случайно латинское humilitas — «смирение» — происходит от humus, «земля». Ходьба позволяет нам почувствовать пределы своих возможностей: гуляя, мы испытываем усталость, ощущаем, что стареем, что наши тела не всемогущи, в то время как перемещения на машине, поезде или самолете — это все повод превзойти ограничения нашей природы. Ходьба также учит нас тому, что двигаться прямиком к цели — не в природе вещей. В горах вам приходится долго видеть издали вершину, к которой вы хотите попасть, но вы не можете взобраться туда по прямой, не разбирая дороги. Вы понимаете, что самый короткий путь не всегда самый лучший и что окольные и извилистые пути порой бывают самыми правильными. Именно через блуждания и заблуждения мы находим себя.
Руссо называет это «ничегонеделаньем»...
Да. Для него ходьба — это нечто особенное. В первую очередь она является способом познания природы и, следовательно, истины (природа не жульничает) и красоты. Но она также выполняет роль своеобразной епитимьи, наказания. Всю свою жизнь Руссо стремился к общению с людьми, хотел прозрачных и искренних отношений с ними, как он писал в своей «Исповеди». Но «Прогулки одинокого мечтателя» возникли из констатации поражения: ему не удалось жить среди людей так, как бы ему хотелось, поэтому он приговорил себя к «уходу»**.
Получается что-то вроде: «Скажи мне, как ты ходишь, и я скажу, как ты философствуешь»?
Да. Мы действительно можем провести параллели между образом мыслей философов и тем, как они предпочитают ходить пешком. Кант, к примеру, каждый день в 17.00 выходил гулять по Кенигсбергу и всегда шел одной и той же дорогой. Другими словами, его прогулки были настолько же четко спланированными, насколько его философия — четко выстроенной и структурированной! Ницше тоже имел определенные привычки в том, что касается прогулок, но он предпочитал горы. Именно там человек может проверить на прочность свою исключительную природу, там он воображает, что уже стал на ты с самыми крутыми вершинами... Трудно не заметить здесь сходства с его философией...
Вы приводите в пример тех, кто любил гулять в одиночестве. Все философы такие?
Так бывает довольно часто, потому что для них это возможность поговорить с самим собой — а это и есть определение того, что такое «думать». Но не обязательно. «Диалоги» Сократа, записанные Платоном, во многом имели место во время их совместных прогулок по Афинам и вдоль реки Илисс. Аристотель также учил на ходу. В сущности, вся философия делала свои первые шаги, прогуливаясь. Существует исторический анекдот о Фалесе, который считается первым философом: он обычно ходил, глядя на небо, и однажды свалился в колодец на глазах у рассмеявшейся служанки. Для тех, кто полагает, будто философ должен быть суровым и серьезным, это прекрасный контраргумент: рождение философии было ознаменовано неверным шагом и взрывом хохота!
* Также об этом — наше «Досье» на с. 130.
** Ж.-Ж. Руссо. «Исповедь. Прогулки одинокого мечтателя. Рассуждение о науках и искусствах. Рассуждение о неравенстве». Пушкинская библиотека, АСТ, 2004.
«Во время прогулки моя мысль обретает новый объем и глубину»
Леонид Юзефович, писатель, историк, сценарист
«В одном из рассказов Бунина есть фраза „Он принадлежал к той странной породе людей, которые думают на ходу“. Я запомнил ее с юности, уже тогда удивившись слову „странный“, — для меня думать на ходу естественно, я каждый день гуляю не менее двух часов и все, что пишу, всегда продумываю во время прогулок. Отчасти, вероятно, дело в своеобразной химии мозга: я чувствую, что чем быстрее я иду, тем легче мне думается. Однако, если бы это было единственным объяснением, мне было бы все равно, где ходить. А это не так: в частности, мое решение переехать из Москвы в Петербург было в свое время вызвано тем, что в Москве мне негде гулять, а в Питере, с его морским воздухом и широкими тротуарами, я могу бродить часами. Мне кажется, что пешая прогулка сродни медитации. Многие любят смотреть на языки пламени или текущую воду — если задать мысли определенное направление и расслабиться, они подскажут верное решение. Ходьба для меня служит той же цели, только эффективнее. Я не математик, я не ищу определенного ответа на конкретный вопрос — для меня важен сам путь мысли. И, когда к тому, о чем я думаю, примешиваются виды городских улиц, лица прохожих или запах текущей воды, моя мысль обретает новый объем и глубину».
«Мне важен контакт с почвой, на которой растет все неизвестное»
«Путешествие — это „шествие по пути“, и я люблю путешествовать. Ходьба пешком — мой любимый способ передвижения по любому незнакомому городу. Можно сказать, что я изучаю город подошвами ног, это помогает мне понять его и запечатлеть в памяти его образ. Если бы мои ноги оставляли цветные следы, ими был бы сплошь запятнан весь центр Парижа. И Лондона. И Нью-Йорка. Когда приходится ехать на метро или садиться в автобус, мне кажется, что я упускаю что-то важное, лишаюсь непосредственного контакта с почвой, на которой растет эта едва знакомая мне культура. Этот контакт — ключевой момент путешествия, неторопливого, вдумчивого познания нового. И я всегда испытываю сожаление оттого, что у всех нас — современных людей — так мало времени на эти пешие прогулки. Как говорят йоги, наша душа не успевает переноситься со скоростью нашего тела и реактивного самолета из Москвы в Бомбей. Чтобы действительно „совершить путь“ из России в Индию, нам следовало бы пройти все это расстояние... пешком».
«Ген ходьбы проникает в кровь и плоть, ты ощущаешь азарт и зов свободы»
Томас Эспедаль (Tomas Espedal) — норвежский писатель, автор книги «Идем! Или искусство ходить пешком» (Гаятри, 2007).
«Я шагаю по траве и мху, меня донимают насекомые и мухи, я вижу, как взлетают белые куропатки, сердце колотится. Мне нужно найти привычный ритм ходьбы. Так я и буду двигаться, отдыхать, есть, размышлять и наблюдать. Пить воду из ручья, идти по снегу и почти скользить по просторам, в ровном темпе, словно ноги передвигаются сами по себе. Легко и без всякого напряжения, летящей походкой, стирая ландшафт и вычерчивая горизонтальную линию. Чувство, близкое к опьянению, а возможно, это и есть опьянение, только телесное, помогает преодолевать сопротивление и напряжение, печали и боли, ноющие ссадины, и мне уже нипочем мои дряблые мускулы и тяжелый рюкзак. Я останавливаюсь, краткая передышка — и снова в путь. Есть такая точка, стадия пути, после которой ты уже пересекаешь определенную черту, — преодолев ее, ты уже не хочешь останавливаться, ты хочешь продолжать идти, идти, идти, все дальше и дальше. Уже не играет роли, куда и зачем, в каком направлении — ген ходьбы проникает в кровь и плоть, ты ощущаешь азарт и зов свободы. Ты волен идти куда угодно, и время теряет свои границы».
По материалам: Журнал PSYCHOLOGIES №27 2008
