В начале апреля я приехал в Сухум -- город траура, табака и душистых
растительных масел. Отсюда следует начинать изучение азбуки Кавказа -- здесь
каждое слово начинается на "а". Язык абхазцев мощен и полногласен, но
изобилует верхне- и нижнегортанными слитными звуками, затрудняющими
произношение; можно сказать, что он вырывается из гортани, заросшей
волосами.
Боюсь, еще не родился добрый медведь Балу, который обучит меня, как
мальчика Маугли из джунгей Киплинга, прекрасному языку "апсны" -- хотя в
отдаленном будущем академии для изучения группы кавказских языков рисуются
мне разбросанными по всему земному шару. Фонетическая руда Европы и Америки
иссякает. Залежи ее имеют пределы. Уже сейчас молодые люди читают Пушкина на
эсперанто. Каждому -- свое! Но какое грозное предостережение!..
Сухум легко обозрим с так называемой горы Чернявского или с площадки
Орджоникидзе. Он весь линейный, плоский и всасывает в себя под траурный марш
Шопена большую луговину моря, раздышавшись своей курортно-колониальной
грудью.
Он расположен внизу, как готовальня с вложенным в бархат циркулем,
который только что описал бухту, нарисовал надбровные дуги холмов и
сомкнулся.
Хотя в общественной жизни Абхазии есть много наивной грубости и
злоупотреблений, нельзя не плениться административным и хозяйственным
изяществом небольшой приморской республики, гордой своими драгоценными
почвами, самшитовыми лесами, оливковым совхозом на Новом Афоне и высоким
качеством ткварчельского угля.
Сквозь платок кусались розы, визжал ручной медвежонок с серой
древнерусской мордочкой околпаченного Ивана-дурака, и визг его резал стекло.
Прямо с моря накатывали свежие автомобили, вспарывая шинами вечнозеленую
гору... Из-под пальмовой коры выбивалась седая мочала театральных париков, и
в парке, как шестипудовые свечи, каждый день стреляли вверх на вершок
цветущие агавы.
Подвойский произносил нагорные проповеди о вреде курения и отечески
журил садовников. Однажды он задал мне глубоко поразивший меня вопрос:
-- Каково было настроение мелкой буржуазии в Киеве в 19-м году?
Мне кажется, его мечтой было процитировать "Капитал" Карла Маркса в
шалаше Поля и Виргинии.
В двадцативерстных прогулках, сопровождаемый молчаливыми латышами, я
развивал в себе чувство рельефа местности.
Тема: бег к морю пологих вулканических холмов, соединенных цепочкой --
для пешехода.
Вариации: зеленый ключик высоты передается от вершины к вершине и
каждая новая гряда запирает лощину на замок.
Спустились к немцам -- в "дорф", в котловину, и были густо облаяны
овчарками.
.................................................. .................................................. ...........
Я был в гостях у Гулиа -- президента Абхазской академии наук и чуть не
передал ему поклон от Тартарена и оружейника Костекальда.
Чудесная провансальская фигура!
Он жаловался на трудности, сопряженные с изобретением абхазского
алфавита, говорил с почтением о петербургском гаере Евреинове, который
увлекался в Абхазии культом козла, и сетовал на недоступность серьезных
научных исследований ввиду отдаленности Тифлиса.
Твердолобый перестук биллиардных шаров так же приятен мужчинам, как
женщинам выстукивание костяных вязальных спиц. Разбойник кий разорял
пирамиду, и четверо эпических молодцов из армии Блюхера, схожие, как братья,
дежурные, четкие, с бульбой смеха в груди -- находили аховую прелесть в
игре.
И старики партийцы от них не отставали.
С балкона ясно видна в военный бинокль дорожка и трибуна на болотном
маневренном лугу цвета биллиардного сукна. Раз в год бывают большие скачки
на выносливость для всех желающих.
Кавалькада библейских старцев провожала мальчика-победителя.
Родичи, разбросанные по многоверстному эллипсу, ловко подают на шестах
мокрые тряпки разгоряченным наездникам.
На дальнем болотном лугу экономный маяк вращал бриллиантом Тэта.
И как-то я увидел пляску смерти -- брачный танец фосфорических букашек.
Сначала казалось, будто попыхивают огоньки тончайших блуждающих пахитосок,
но росчерки их были слишком рискованные, свободные и дерзкие.
Черт знает куда их заносило!
Подойдя ближе: электрифицированные сумасшедшие поденки подмаргивают,
дергаются, вычерчивают, пожирают черное чтиво настоящей минуты.
Наше плотное тяжелое тело истлеет точно так же и наша деятельность
превратится в такую же сигнальную свистопляску, если мы не оставим после
себя вещественных доказательств бытия. [Да поможет нам кисть, резец и голос
и его союзник -- глаз.]
Страшно жить в мире, состоящем из одних восклицаний и междометий!
Безыменский, силач, подымающий картонные гири, круглоголовый,
незлобивый чернильный купец, нет, не купец, а продавец птиц,-- и даже не
птиц, а воздушных шаров РАППа,-- он все сутулился, напевал и бодал людей
своим голубоглазием.
Неистощимый оперный репертуар клокотал в его горле. Концертно-садовая,
боржомная бодрость никогда его не покидала. Байбак с мандолиной в душе, он
жил на струне романса, и сердцевина его пела под иглой граммофона.
