VIP Forums Muzblog Chat Games Gallery. Форум, муздневники, чат, игры, галлерея.

ОБ УПРАВЛЕНИИ ПРОВИНЦИЕЙ АЗИЕЙ


ОБ УПРАВЛЕНИИ ПРОВИНЦИЕЙ АЗИЕЙ
(Письмо Марка Цицерона брату Квинту, начало 59 г. до н. э.)

Провинция (Азия) (1) населена, во-первых, союзниками (2), людьми самыми просвещенными, затем римскими гражданами, которые или, как откупщики (3), по необходимости тесно с нами связаны, или, как разбогатевшие торговцы, знают, что они сохранили без потерь свои богатства только благодаря моему консульству.
Но ты можешь сказать, что среди них возникают серьезные споры, создаются многочисленные обиды, появляется конкуренция. Я не хочу подчеркнуть, что ты не выполняешь в какой-то мере своих обязанностей, я понимаю, что эти обязанности очень трудны и требуют величайшего благоразумия, но помни, что, по-моему, они больше зависят от благоразумия, чем от удачи. В самом деле, разве трудно управлять теми, над которыми ты поставлен, если ты управляешь собой? Пусть это будет трудным делом для других, оно и действительно самое трудное, для тебя же это было всегда самым легким и должно быть самым легким. Ты по природе такой человек, который и без образования, повидимому, мог бы быть благоразумным. Полученное же тобой образование таково, что оно может облагородить природу даже с большими недостатками. Поскольку ты будешь бороться против наживы, против страсти к чувственным наслаждениям, против лицемерия во всех делах, как ты это делаешь, постольку, вероятно, ты сумеешь обуздать бесчестного купца и зарвавшегося откупщика. Пусть греки смотрят с удивлением на тебя, как современника, считая тебя за какого-то героя из летописи или за бога-человека, спустившегося в провинцию с неба.
Пишу тебе об этом теперь не для того, чтобы ты так поступал в будущем, а чтобы ты радовался, что так поступал и поступаешь. Ведь, подумай, какая слава, что тебя, облеченного в Азии высшей властью уже третий год, не совратили с пути величайшей честности и воздержанности ни скульптура, ни картины, ни вазы, ни блестящие ткани, ни покупка невольника или невольницы, ни их красота, ни беззаконное обогащение, то-есть все, чем богата эта провинция!
Что может быть более выдающимся, и к чему должно стремиться, когда такая добродетель, такая умеренность и такое самообладание ие скрываются где-то в тени, не прячутся, а проявляются на виду у всей Азии, на глазах славнейшей провинции, в молве всех племен и народов! Когда люди не боятся твоих наездов, не разоряются на содержание, не приходят в смятение от твоего пребывания! Наоборот, куда бы ты ни прибыл, тебя встречают с величайшей радостью и публично, и частным образом, так что создается впечатление, что город получил защитника, а не тирана, каждый дом - гостя, а не расхитителя. Из опыта во всех этих делах ты, конечно, знаешь, что совсем недостаточно обладать этими добродетелями самому, а необходимо понять, что за охрану провинции ты отвечаешь перед союзниками, римскими гражданами и государством не только за себя одного, но и за всех своих подчиненных...
Пусть люди знают, что ты не позволишь ябедникам и симулянтам с корыстными целями нашептывать тебе в уши. Пусть перстень твой будет не просто какой-то домашней утварью, не пособником чужой воли, но свидетелем твоей. Пусть твой секретарь занимает такое положение, какое ему определили наши предки; они назначали его не ради привилегий, а на должность, требующую труда и исполнительности, и причем назначали его не без цели из своих вольноотпущенников, над которыми они, конечно, имели власть почти такую же, как и над рабами. Пусть ликтор является исполнителем не своей, а твоей милости;, пусть он несет впереди тебя фасции и секиры скорее как символ твоего служебного положения, чем власти. Пусть затем вся провинция знает, что для тебя самым дорогим являются - дети, доброе имя и имущество всех, над которыми ты начальствуешь, наконец, пусть вее знают, что ты будешь врагом не только тех, кто берет взятки, но и тех, кто дает. Никто не предложит взятки, если будет известно, что от тебя ничего нельзя добиться через тех людей, которые прикидываются имеющими на тебя большое влияние.
Все это я говорю не с той целью, чтобы ты в отношении своих подчиненных был слишком строгим или подозрительным. Если кто-нибудь из них в течение двух лет никогда не был заподозрен в алчности, как например, Цесий, Херипп, Лабеон (4), то им можно, по-моему, без риска доверять, а также и другим таким же, как они. Но тому человеку, в котором ты уже ошибся и в чем-нибудь подозреваешь, не оказывай никакого доверия и ничего не поручай, что связано с твоей репутацией.
Если в провинции ты встретил человека, который завоевал твое доверие, хотя раньше и не был известен, взвесь, насколько можно ему доверять, и не потому, что среди провинциалов нет порядочных людей, а потому, что на это можно надеяться, но открыто признать опасно. Истинная природа каждого провинциала скрывается под покровом лицемерия: лоб, глаза, выражение лица очень часто лгут и еще чаще лжет язык. Поэтому, как ты можешь среди этих людей, ослепленных страстью к наживе и лишенных всех культурных условий столичной жизни, найти человека, который тебя, человека чуждого ему, любил бы сердечно, а не притворялся бы ради выгоды? Мне это кажется едва вероятным, в особенности, когда эти люди обыкновенно не любят частного человека и всегда любят всех преторов. Если ты случайно в среде этих людей обнаружил человека действительно относящегося к тебе с чувством дружбы, а не ради твоего положения, что, конечно, может случиться, то с радостью включи его в число твоих близких. Если же ты такого чувства не предвидишь, надо больше всего избегать сближения с такими людьми, потому что они знают все средства к наживе, на все готовы ради денег и не хотят щадить репутацию того, с кем они не собираются делить жизнь.
В особенности надо избегать каких-либо дружественных отношений с греками, за исключением немногих, если это действительно мужи, достойные древней Греции. В настоящее время большинство греков лукавы, легкомыслещны и благодаря долгой неволе научились чрезмерной лести. По моему мнению нам с ними надо обращаться ласково и самых лучших приближать к себе гостеприимством и задушевным отношением, однако слишком большое c их стороны расположение не очень надежно, поскольку они не осмеливаются противиться нашей воле и завидуют не только нашим землякам, но даже и своим. Если я в данных вопросах хочу быть предусмотрительным и точным, боюсь даже не слишком ли я суров, то ты спросишь меня, каково же мое отношение к рабам? Над ними необходимо властвовать повсюду и в особенности в провинции. Конечно, в связи с этим можно дать много советов, но вот самый краткий и очень легко выполнимый - рабы должны вести себя во всех твоих разъездах по Азии так же, как будто ты едешь по Аппиевой дороге, и пусть они не думают, что есть какая-то разница, едут ли они в Траллы или в Формии (5). Но если какой-нибудь раб является отменно надежным, оставь его для домашних и частных дел. Однако, к делам, относящимся к твоей должности или в какой-то мере к государству, не допускай. Многое, что можно даже поручать преданным рабам, не следует поручать во избежание огласки и осуждения...
Всем, вижу, известно твое величайшее старание, а именно: никаких новых долгов с общин не взыскивается, даже многие общины освобождены тобою от старых, больших и тяжких долгов; многие города, разоренные и почти опустошенные - в том числе самые знаменитые: один в Ионии - Самос, другой в Карии - Галикарнас - тобою вновь восстановлены; в городах нет никаких восстаний, никаких раздоров; ты принимаешь меры, чтобы общины управлялись коллегиями оптиматов; в Мисии прекращены разбои; во многих местах положен конец убийствам; во всей провинции упрочен мир, и не только грабежи и разбои на дорогах и в сельских местностях, но даже более значительные и многочисленные в городах и в храмах, уничтожены; доброе имя, имущество и покой богатых не страдают от ложных доносов, этого самого немилосердного пособника алчности преторов; расходы на содержание и подати в городских общинах распределены поровну между всеми, кто живет в их пределах; ты доступен для всех и охотно выслушиваешь жалобы...
При выполнении твоих добрых намерений у тебя возникнут большие затруднения со стороны откупщиков. Если мы будем им противодействовать, мы оттолкнем от себя и от государства сословие, оказывающее нам значительные услуги и связанное через нас с государством. Если же мы будем им во всем потворствовать, то мы окончательно доведем до гибели тех, о благе и о пользе которых мы должны заботиться. Вот это единственное затруднение в осуществлении всей полноты твоей верховной власти, если только вдуматься. Ведь быть бескорыстным самому, обуздывать все вожделения, не давать воли своим подчиненным, творить справедливый суд, быть доступным в подаче жалоб и заявлений - эта задача более славная, чем трудная. Она требует не каких-либо усилий, а некоторого душевного склада и доброй воли.
Какое озлобление вызывает у союзников деятельность откупщиков, я узнал от граждан, которые недавно, при отмене взимаемых в Италии пошлин (6), жаловались не столько на пошлины, сколько на некоторые беззакония сборщиков. Поэтому, после того как я выслушал жалобы граждан в Италии, я хорошо себе представляю, что испытывают союзники, в других областях государства. При таком положении дел мне представляется, что достойно только такой исключительной доблести, как твоя, вести дело так, чтобы с одной стороны помогать откупщикам в особенности, если пошлины плохо поступают, а с другой - не позволять притеснять союзников. Впрочем, грекам не должно казаться тяжелым положение данников, так как они, когда еще не были подвластны римскому народу, уже переживали такое положение. Не могут презирать откупщиков люди, которые сами без откупщиков не могли уплатить дани, распределенной Суллой равномерно на каждого (7). А что греческие откупщики при взимании дани не отличаются большим милосердием, чем ваши, можно видеть из того, что кавнийцы (8) и все жители островов, уступленные Суллой родосцам, обратились в сенат с просьбой уплачивать дань нашим откупщикам. Поэтому не должны страшиться откупщиков те, которые всегда были плательщиками дани, и не могут презирать откупщиков те, которые не могли уплачивать сами без откупщиков, и не могут противиться те, которые сами домогались наших откупщиков.
Кроме того, пусть жители Азии учтут, что они не были бы избавлены от бедствий ни внешней войны, ни внутренних раздоров, если бы не были под нашей властью. А так как эта власть не может никоим образом исполнять свой долг без уплаты дани, то пусть жители Азии без возмущения покупают свой постоянный мир и покой за некоторую часть своих доходов.
Если жители Азии будут спокойно относиться к откупщикам, то остальное, благодаря твоей мудрости и твоим мероприятиям, покажется им более приемлемым. Так, они могут рассматривать заключение договоров не как цензорский закон, а скорее как помощь для выполнения ими обязательств (9). Сверх того ты можешь, как это делал и делаешь, напоминать им, какое значение имеют откупщики, как мы нуждаемся в этом сословии, и делать это так, чтобы, не прибегая к применению верховной власти, к насилию и фасциям, только при помощи своего влияния и авторитета сблизить откупщиков с греками. Однако от тех, кому ты оказал большие услуги и которые тебе во всем обязаны, ты должен требовать, чтобы они терпимо относились к необходимости поддерживать и сохранять нужную нам дружбу с откупщиками.
Впрочем, зачем я убеждаю тебя в том, что ты можешь делать по собственному побуждению, да уже многое и сделал? Действительно, нам не перестают ежедневно выражать чувства благодарности самые почетные и самые значительные товарищества откупщиков и, что мне особенно приятно, даже греки.

Перев. Н. И. Скаткина.

1. Квинт Цицерон управлял провинцией Азией три года подряд (61-59 гг. до н. э.).
2. Здесь союзники противопоставляются римским гражданам, обладавшим всеми правами в государстве.
3. Откупщиками были в большинстве случаев всадники, которые объединялись в специальные корпорации. С их помощью собирались налоги в провинциях.
4. Про этих людей мы знаем только, что они принадлежали к свите Квинта Цицерона.
5. Траллы - город в Карии (Малая Азия). Формии - город в Лации (Италия).
6. Имеется в виду закон, проведенный в 60 г. до н. э. претором Квинтом Цецилием Метеллом Непотом.
7. Намек на контрибуцию в 20 тысяч талантов, наложенную Суллой в 84 г. до н. э. во время войны с Митридатом.
8. Город Кавн находится в Карии.
9. Закон, издававшийся цензорами на каждое пятилетие и устанавливающий ставки налогов и условия взносов.

__________________
- Который час? - Лучшее время моей ЖИЗНИ-))!

Организация провинций и сфера полномочий наместника


История каждой провинции в эпоху республики начиналась с того или иного полководца, ведшего против врага государства военные действия. Полководец обладал, по решению сената, весьма широкими полномочиями, практически не включавшими, однако, каких-либо рекомендаций или предписаний, как управлять завоёванными территориями. [23]

В момент присоединения той или иной территории к Риму сенат принимал целый пакет взаимосвязанных решений (leges provinciae) по поводу образующейся провинции: необходимо было определить границы, необходимо было определить линию поведения в отношении местного населения и местных городов (в зависимости от того, насколько они союзны или враждебны Риму), надо было определить ager publicus, решить вопрос о налогообложении и т.д. Вопросы, как правило, решала специальная комиссия сената. [24] Никаких специальных решений о том, как именно управлять новой провинцией - не принималось, хотя сфера полномочий наместника провинции определилась, видимо, практически сразу.

Две практически идентичные надписи официального характера (одна - из Дельф, другая - с острова Книд) о борьбе с пиратством в восточном Средиземноморье на рубеже второго и первого веков до н. э. [25] показывают, что обязанности легата в рассматриваемое время были законодателю уже хорошо известны. Это видно по многочисленным содержащимся в тексте указаниям на "служебные" правила, которые должны соблюдать при исполнении своих обязанностей наместники провинций Азия и Македония. [26] Ему вменялось: собирать налоги, следить за тем, чтобы союзники римского народа не изгонялись со своих территорий и чтобы им не причинялось бы никакого вреда. В документе далее подчёркивается, что в компетенцию наместника входят все проблемы юридической сферы: от назначения судей до непосредственного участия в судебных делах. Интересующая нас четвёртая часть [27] дельфско-книдской надписи, где содержится указанная информация, завершается подробным описанием формально-юридических моментов - клятвам, которые должны давать все магистраты на верность соблюдения законов.

Многочисленные примеры из произведений Цицерона [28] подтверждают, что и в последние десятилетия существования республики сфера деятельности наместника провинции определилась именно указанным образом. [29]

Здесь представляется принципиально важным поставить вопрос, почему именно так определялась сфера полномочий легата и почему в римском общественном и правовом сознании эпохи республики никогда не возникал вопрос, как и какими методами должен наместник достигать этой цели. Такова основная исследовательская задача данного раздела.

На первую часть поставленного вопроса ответить относительно легко. Если вспомнить, что период II-I вв. до н. э. был временем постоянных войн и наместник провинции чаще всего оказывался верховным представителем Рима в прифронтовой полосе, то обеспечение государственных интересов государства - причём в основном во внешнеполитическом смысле слова - действительно должно было стать одной из важнейших задач наместника.

Что же касается второй задачи наместника, правосудия, то её выдвижение на первый план объясняется несколькими причинами. Римский магистрат, находящийся при исполнении служебных обязанностей (наделённый империем), судя по всему, автоматически обладал одновременно и судебной властью. [30] Хорошо известно также, что в эпоху республики наместниками провинции были чаще всего преторы. По ха-рактеру же своих полномочий претор изначально обладал судебной властью именно как одной из основных составляющих своей власти. Таким образом, здесь вполне вероятно происходил своего рода автоматический перенос внутренней, римской традиции на взаимоотношения Рима и провинций. При рассмотрении этого явления следует учитывать, скорее всего, и ещё одну причину. В провинции наместник оказы-вался олицетворением высшей власти и в этом своём качестве просто вынужден был решать если не все, то очень многие сложные юридические казусы, происходившие в его провинции. [31]

Иными словами ощущение ненужности детализации и уточнений было, судя по всему, первой причиной, по которой принципы управления провинциями в эпоху республики существовали в виде лишь традиций политической практики и ограничивались самой общей формулировкой целей, без каких-либо уточнений как и какими методами такие цели следует достигать. Претор, отбывая в провинции, продолжал заниматься в общем-то тем, что он и раньше делал в Риме. В тех же случаях, когда ранг наместника провинции со временем оказывался и иным (пропретор, проконсул), срабатывал принцип аналогии, ибо в самом общем виде сфера полномочий наместника определилась почти сразу. [32]

Однако одними только формально-юридическими моментами, касающимися сферы полномочий наместника провинции, всё же невозможно полностью объяснить отсутствие в римском обществе республиканского времени внимания к тому, как должен был на практике наместник провинции достигать поставленных целей, общая формулировка которых была понятна уже во втором веке до н. э.

Для того, чтобы понять, в чём именно заключалась вторая причина этого невнимания, необходимо вспомнить один существенный момент из теории и практики управления провинциями в эпоху республики. В теории, так сказать, "на бумаге" всё было прекрасно. Наместник приступая к исполнению обязанностей, должен был издать декрет с объяснением тех принципов, которыми он будет руководствоваться в своей деятельности. Его действительно издавали все наместники, в том числе и печально известный наместник Сицилии в 73-70гг. до н. э. Гай Веррес. [33] Более того, из речей Цицерона известно, что в Сицилии во всяком случае были провозглашены некоторые правовые нормы, обеспечивавшие известное согласование норм местного права с римским.

Во-первых, в Сицилии существовала целая серия правовых норм, одобренных римским сенатом, о тонкостях юридических процедур, которые следовало соблюдать как в случае юридических споров между сицилийцами, так и в случае судебных разбирательств между сицилийскими и римскими гражданами. [34] Во-вторых, в Сицилии же, существовал закон о взаимоотношениях земледельцев и сборщиков налогов (lex Hieronica). [35] Наконец, в-третьих, из той же речи Цицерона мы знаем о существовании в Сицилии вполне определённой и уже устоявшейся на практике традиции выборов своего рода верховного суда провинции, существовавшего в административном центре провинции и функционировавшего под руководством наместника. Процедура включала в себя собрания с выдвижением кандидатур, составление общего списка кандидатов и, наконец, жеребьёвку в присутствии наместника, который утверждал выбранных судей. [36]

Что касается первого закона, то относительной гарантией соблюдения установленных правовых норм была их санкция римским сенатом. Во втором случае - никакой специфической гарантии соблюдения традиционного закона не было. Всё то же самое относится и к третьему закону - порядку выбора судей "верховного суда" Сицилии. На практике же, как признаёт Цицерон, во многих местах речей против Верреса, гарантии соблюдения законов в отдельно взятой провинции - как одобренных римским сенатом, так и традиционных местных правовых норм - не было абсолютно никакой. Цицерон вполне откровенно заявляет, что никто не сохранит никакой своей собственности и владений, если наместник, лишённый моральных принципов (praetor improbus) назначит столь же аморального и бесхарактерного судью (iudex nequam et levis), который будет выполнять волю наместника. Цицерону при этом хорошо известно, что в решения наместника в провинции никто не может вмешаться или им противостоять (cui nemo intercedre possit). [37]

Сейчас, через 2000 лет после описываемых событий, последнее утверждение знаменитого оратора можно, конечно, уточнить. Некоторой гарантией соблюдения законности в провинциях и соблюдения интересов провинциалов могли быть лишь такие не юридические категории как личные качества наместника. Приводимые ниже примеры показывают, что среди наместников иногда действительно встречались по настоящему честные люди.

Нормой же, к сожалению, совсем другое. Для внутренней жизни большинства провинции в конце республики был характерен фактический [38] правовой беспредел как следствие сложившейся исторически парадоксальной исторической ситуации. В каждой отдельно взятой провинции действовали две системы права: своя национальная [39] и привнесённая римская. При этом обе системы почти "не видели" друг друга, сосуществуя в параллельных измерениях в соответствии с тем как сосуществовали в каждой отдельной области римская и местная культура, взаимопонимание между которыми делало в конце республики лишь самые первые шаги.

Это столь характерное для республиканского времени бесправие провинциалов [40] и было той второй причиной, по которой римляне в эпоху республики очень мало заботились о чёткой формулировке принципов управления провинциями. С точки зрения римской политической теории, провинциалы того просто не стоили. [41] С точки зрения политической практики, как уже отмечалось, это было не очень нужно, ибо здесь срабатывал принцип аналогии и сфера полномочий наместника провинции определялась во многом по образцу того, каковы были обязанности соответствующего магистрата в Риме.

Вполне естественно, что при подобном подходе к управлению завоёванными территориями администрация провинций заполнялась прежде всего авантюристами и любителями наживы, уверенными в безнаказанности, отчасти вследствие прямой поддержки государства, [42] отчасти - вследствие бесправности провинциалов, получавших, правда, изредка право пожаловаться на злоупотребления властей.

комментарии

[23] См., например, App. Muthr., 97 о полномочиях Помпея в связи с войнами против Митридата: "чтобы он, будучи неограниченным военначальником, мог воевать и заключать мир, где хочет, и кого хочет делать друзьями римского народа, или считать врагами."

[24] См., например, о Македонии: Liv., XLV, 17-18; 29.

[25] Итоговая публикация - M. Hassali, M. Crawford, J. Reynolds. Rome and the Eastern Provinces at the end of the second century B. C. The so-called "Piracy Law and a new inscription from Cnidos // JRS, vol. 64, 1974, pp.195-220. Дельфийская и книдская версии текста друг друга дополняют до целого, ибо сохранность каждого из экземпляров надписи хорошая, но не идеальная.

[26] Перечисляемые ниже "служебные" правила отнесены в тексте надписи только к наместникам этих провинций. Судя по всему, у нас нет всё же оснований ду-мать, что в остальных провинциях эти правила могли бы быть иными.

[27] Текст надписи разбит на колонки, каждая из которых является фактически отдельной частью документа. Текст четвёртой колонки - JRS, vol. 64, 1974, pp. 204-206; английский перевод - pp.208-209.

[28] Соответствующие примеры приводятся ниже.

[29] Правовые и нарративные источники уже императорского времени показывают, что всё последующее развитие функций наместника провинции пошло как раз по пути углубления и дальнейшего развития именно этих, определившихся ещё в эпоху республики сфер применения своей деятельности - интересы Рима и отправление правосудия. (См. второй раздел.)

[30] Линтотт, ук. соч. (см. прим.19) с. 31.

[31] Примеров этому довольно много, но относятся они к периоду принципата. См. второй раздел работы.

[32] Другое дело, что наместник был полностью предоставлен самому себе в вопросе, как именно он будет достигать этой цели. Эдикт с обязательным указа-нием норм, которых наместник намеревался придерживаться при исполнении своих обязанностей (таковой принимался при вступлении в должность), на практике никого не стеснял.

[33] Об существовании преторского эдикта Гая Верреса см. в частности: Cic., Verr, I, 42, 109; 43, 110. В другом месте Цицерон даже приводит отрывки из преторского эдикта Гая Верреса.(Cic. In Verr. Act. II. Lib. II .(De praet. Sic.), XII, 31. Сохранившиеся формулировки поражают своим примитивизмом, что, видимо, и закономерно: документ на то и писался, чтобы не стеснять. Правда, в то же самое время, сравнивать нам практически не с чем, ибо иных примеров конкретных преторских эдиктов отдельных наместников практически нет. В одном из писем Цицерона есть, правда, перечисление тех принципов, которые содержал декрет самого Ци-церона, исполнявшего в 49г. до н. э. обязанности наместника Киликии. (Cic. Ad Att., VI, 1, 15). Это, правда, совершенно особый случай, ибо Марк Туллий принад-лежал к действительно очень редкому типу людей эпохи поздней республики, которые не собирались наживаться на провинциалах.

[34] Cic. In Verr., Act. II, Lib. II, (De praet. Sic.) XIII, 32.

[35] Cic. In Verr., Act. II, Lib. III (De frumento), VIII, 20.

[36] Cic In Verr., Act. II, Lib. II (De praet. Sic.), XIII, 34; XV, 37-38; XVI, 39-41.

[37] Cic. In Verr., Act. II, Lib. II: (De praet. Sic.) XII, 30.

[38] Такое уточнение приходится делать, ибо, как будет показано ниже, при первом приближении правовое положение провинциалов в римской республике может показаться прекрасным.

[39] Местное право каждой отдельно взятой провинции представляло собой во всех случаях явление сложное и в основном включало в себя: а) право греческих горо-дов-колоний, распространённых практически во всех областях Средиземноморья, а также - б). обычаи местного, негреческого населения. Первое было кодифици-ровано и представлено многочисленными законами каждого конкретного города, в целом сходными, но не идентичными. (См., например, о законах Сиракуз у Цице-рона:Cic. In Verr., II, II. (De praet. Sic.), XIII, 32; LI, 126; In Verr., II, III (De frumento), VII, 18-VIII, 20.) Что касается традиционных норм жизни негреческого населения, то, в зависимости от региона, нормы эти могли представлять собой либо просто никак не кодифицированные обычаи (например, Галлия, или Испания), или же - в слу-чае освящения религией - сакрализованные нормы, которые обретали вторую жизнь в религиозно-правовых сводах законов. (Тора, затем Талмуд). В некоторых случаях особое правовое положение местного населения создавалось эллинисти-ческими монархами, или римскими представителями, гарантирововавшими те или иные привилегии. (Иудейские общины Малой Азии).

[40] Как будет показано ниже, абсолютным оно не было, что, правда, не даёт нам оснований воспринимать реалии римской политической жизни республиканского времени в розовом свете. Формально говоря, всё было прекрасно и определённое количество правовых норм, обеспечивавших защиту провинциалов, существовало, но реализация этих норм оказывалась условной и проблематичной.

[41] Видимо, здесь следует учитывать и одну причину общего плана. В древних обществах, организованных не столь сложно, как современные, отмеченных сфер деятельности наместника недавно завоёванной территории в принципе действи-тельно могло хватать для обеспечения эффективного, с позиций завоевателя, руководства.

[42] См. подробнее ниже о фактической поддержке откупщиков Цицероном.

__________________
- Который час? - Лучшее время моей ЖИЗНИ-))!

Организация управления покоренными странами и народами.

При взгляде на карту Средиземноморья в середине II в. до н.э. мало у кого возникает впечатление, что Рим к этому времени стал могучей мировой империей. В Западном Средиземноморье, кроме Италии с Цизальпинской Галлией и островами, владения Рима охватывают только Испанию (да и то не всю) и небольшую территорию в Северной Африке, в Восточном лишь южную часть Балканского полуострова.

Однако в других странах Средиземноморья, считавшихся суверенными государствами, проживавшие там римляне ощущали себя скорее хозяевами, чем гостями. Римские и италийские торговцы, банкиры и ростовщики, которых называли негоциаторами (букв. деловыми людьми), пользовались в этих государствах большей свободой и привилегиями, чем местные предприниматели. Правители этих стран, именовавшиеся друзьями и союзниками римского народа, ни одно серьезное политическое решение не осмеливались принять без согласия римских властей.

По мнению римлян, эти зависимые от Рима государства входили в состав Римской державы наряду с провинциями, поскольку на них также распространялось владычество римского народа (imperium populi Romani). Со временем это выражение стало использоваться для обозначения не только владычества, но и всей совокупности владений римского народа. Отсюда и ведет свое происхождение слово империя.

Таким образом, у Римской державы было два типа владений: провинции, то есть территории, аннексированные Римом и находившиеся под его прямым управлением, и зависимые государства, имевшие своих правителей, но неспособные проводить полностью самостоятельную политику.

Зависимые государства. Победоносные войны и римская дипломатия постепенно вели к распространению римской власти и влияния на все Средиземноморье. Подчинив очередную страну, римляне могли сделать ее своей провинцией. Это позволяло им распоряжаться всеми ее ресурсами, но одновременно требовало немалых сил и средств для организации ее эксплуатации, управления и военной защиты. Связанные с этим расходы могли превышать доходы от аннексированной территории. Поэтому римляне нередко предпочитали сохранить местную государственность, традиционную систему власти и управления и оставить во главе подчиненной страны зависимых от Рима правителей, обязанных, так же как и италийские союзники, в случае войны помогать Риму всеми своими ресурсами.

Зависимые от Рима государства подразделялись на дружественные царства и свободные города. Отношения между ними и Римом во многом определялись господствующей в нем идеологией благодеяний и ответных обязательств облагодетельствованного.

Если государство самим своим существованием либо же своей свободой и автономией было обязано Риму, как, например, Нумидийское царство в 201 г. до н.э., греческие полисы Балканского полуострова в 196 г. до н.э. или Птолемеевский Египет в 168 г. до н.э., то в ответ, согласно римским представлениям, оно должно было проявлять свою благодарность, оказывая Риму почтение, повиновение и различные услуги, так же как это делал вольноотпущенник по отношению к своему бывшему господину в благодарность за подаренную ему свободу.

Проявленная неблагодарность могла привести к потере свободы и автономии, как в случае со многими полисами Балканского полуострова в 146 г. до н.э. Правильное поведение зависимого государства по отношению к Риму постепенно вело к его все более глубокой интеграции с другими римскими владениями и в конечном счете к полному слиянию с ними, то есть также к утрате своей государственности.

Дружественные царства. Наибольшее значение из зависимых государств имели так называемые дружественные царства. После победы Рима в третьей Македонской войне все монархии Средиземноморья находились в зависимости от Рима. Даже законные правители этих государств могли править спокойно лишь в том случае, если римский сенат официально признал их царями, а также друзьями и союзниками римского народа.

В этом случае они обычно получали из Рима зримые символы (инсигнии) верховной власти золотую корону со скипетром из слоновой кости, курульное кресло и почетные одеяния высших римских магистратов. Наделение дружественного царя инсигниями верховной власти лишний раз подчеркивало, что его власть дана ему Римом и может быть отобрана назад, если он окажется недостоин этого дара.

Для того, чтобы добиться официального признания своего законного наследника сенатом, цари не скупились на дорогие подарки и даже прямые взятки самым влиятельным сенаторам, которых в Риме называли принцепсами, то есть первыми людьми в государстве.

С той же целью цари нередко отдавали наследников престола на воспитание в Рим, где под надзором римских властей те изучали латинский язык, римские обычаи и нравы, усваивали образ жизни римского аристократа, обзаводились полезными связями среди высшей римской знати.

Выросшие и вернувшиеся домой царевичи нередко больше походили на римлян, чем на своих соотечественников. Один из селевкидских царей, получивших римское воспитание, к удивлению своих подданных ходил по главной площади Антиохии в римском платье, пожимая руки всем встречным и уговаривая их проголосовать за него на ближайшем народном собрании.

Официально признанный Римом царь мог рассчитывать на римскую помощь в случае попытки восстания или государственного переворота, а также если его страна подверглась нападению извне и не могла сама себя защитить. Вместе с тем царь, который вел себя нелояльно по отношению к Риму или явно не справлялся со своими обязанностями, мог быть лишен власти и заменен кем-либо из членов своей династии. Подданным запрещалось бунтовать против признанного Римом царя, но они имели право жаловаться на него в Рим. Известны случаи отрешения царей от власти на основании этих жалоб.

Рим не требовал от дружественных царей уплаты налогов и податей и при нормальных обстоятельствах, как правило, не вмешивался во внутренние дела их государств. Но в своей внешней политике они должны были руководствоваться интересами Рима. Во время войны цари обязаны были помогать Риму всеми своими ресурсами и в первую очередь предоставлять войска в его распоряжение. Так, например, знаменитая нумидийская конница сражалась на стороне Рима в Африке, Македонии и Испании.

Так как дружественные царства находились обычно на границе подвластной Риму территории, они выполняли роль буферных государств, защищая римские провинции от нападения враждебных племен или держав. В одной из надписей они называются телохранителями Римской империи. Кроме того, они служили базой и плацдармом для римского наступления на еще непокоренных соседей. Дружественные цари могли также выступать в роли полезных посредников при переговорах Рима с независимыми странами и племенами.

С течением времени множество римских и италийских негоциаторов поселялось в дружественных царствах на постоянное жительство и вело там успешную деятельность, пользуясь формальными и неформальными привилегиями и покровительством властей. В некоторых из этих царств они со временем начинают играть активную роль в политической жизни, что еще больше углубляет их зависимость от Рима. Выступая в конце II в. до н.э. в сенате, один из нумидийских царей заявил, что считает себя только управляющим своей страной, а римлян ее истинными владыками.

Чтобы обеспечить себе и своим странам благожелательное отношение Рима, цари добивались дружбы и покровительства самых влиятельных римских политиков. Многие из них были клиентами могущественных аристократических родов. Так, например, нумидийские цари были клиентами рода Корнелиев Сципионов, оказывая из поколения в поколение всевозможные услуги членам этого рода и пользуясь в ответ защитой и протекцией с их стороны.

Кроме того, для решения как своих личных, так и политических проблем, цари нередко вынуждены были покупать с помощью дорогих подарков и громадных взяток расположение римских принцепсов. Из-за этого им приходилось обременять своих подданных новыми большими налогами или брать крупные суммы в долг у римских политиков и негоциаторов, разрешая им затем самим взыскивать эти деньги со своих подданных любыми средствами.

Это могло привести к разорению дружественного царства или восстанию против царя его же собственного народа, что шло во вред интересам Рима. Когда в конце II в. до н.э. римляне обратились за военной помощью к царю Вифинии, он заявил, что не может ее оказать, поскольку большинство его подданных продано в рабство римскими ростовщиками.

Римские власти пытались принимать меры против коррупции для защиты дружественных царств от разорения, но, как правило, без особого успеха, поскольку самые влиятельные представители этих властей всячески их саботировали.

Таким образом, взаимодействие Рима с дружественными царями объективно было в интересах обеих сторон, но в условиях господства римской олигархии оно вело, с одной стороны, к разложению римских правящих верхов, а, с другой к упадку дружественных царств и тем самым к ослаблению ценных римских союзников.

Провинции и свободные города. Провинциями римляне называли страны за пределами Италии, которые были лишены своей государственности и управлялись присылаемыми из Рима наместниками.

Территория провинций и все их ресурсы считалась по праву завоевания собственностью римского народа, поэтому провинциалы, продолжавшие пользоваться и распоряжаться своей землей, должны были платить за это налог Риму, называвшийся стипендий или трибут, а также и другие прямые и косвенные налоги. Кроме того, они обязаны были размещать у себя на постой римских воинов и должностных лиц, содержать наместников вместе с их свитой и во время войны служить во вспомогательных войсках римской армии. По словам Цицерона, провинции были как бы поместьями римского народа.

Вдобавок римляне отбирали у бывших владельцев (чаще всего у царей) и включали в состав общественного поля наиболее доходные виды собственности: рудники и самую плодородную землю. Их сдавали в аренду от имени государства как римским, так и местным негоциаторам.

Устанавливая в провинции свою власть, римляне стремились, так же как и в Италии, использовать в качестве своей опоры города и городскую знать богатых землевладельцев, контролирующих значительную часть местных ресурсов (главным из которых была пахотная земля) и одновременно органы городского самоуправления. Поддержка со стороны городской знати, обладавшей как экономической, так и политической властью над местным населением, могла обеспечить Риму, спокойное управление без особых хлопот и затрат. Разумеется, это было возможно только в передовых странах, где уже до прихода римлян имелась своя государственность и множество городов античного типа.

Именно такой страной была первая римская провинция Сицилия, на примере которой можно наглядно представить себе особенности римской системы управления.

В отличие от Италии римляне не выводили на территорию Сицилии, так же как и других провинций (кроме Цизальпинской Галлии), своих колоний, поскольку не хотели, чтобы многие тысячи римских и латинских граждан, составлявших главную силу римской армии, жили слишком далеко от Рима.

Однако и в провинциях римляне руководствовались принципом разделяй и властвуй, поэтому некоторые из провинциальных общин они объявили свободными городами. Их статус был таким же, как у дружественных царств. Они считались суверенными государствами, находящимися за пределами провинции, обладали полной автономией во внутренних делах, не платили Риму податей и налогов, но в военное время обязаны были предоставлять ему воинов и материальную помощь.

В свободных городах обычно поселялись римские негоциаторы и останавливались наместники провинций. Если между римлянами и гражданами союзных городов возникали какие-либо конфликты, то наместники нередко вмешивались и пытались разбирать эти дела в своем суде, хотя по общему правилу это входило в компетенцию местных судов. Чтобы не потерять свою автономию, свободным городам приходилось посылать посольства в сенат и добиваться с помощью своих патронов и подарков римским принцепсам подтверждения принадлежавших им прав. Те, кому не удавалось этого добиться, должны были мириться с их ограничением.

Но, даже являясь зависимыми и нередко притесняемыми союзниками, свободные города пользовались немалыми привилегиями по сравнению с другими провинциальными общинами и, чтобы не потерять их, старались всегда поддерживать римлян и быть их надежной опорой в провинции.

Восемь из 68 городов Сицилии римляне объявили свободными в награду за их поведение во время первой и второй Пунических войн. Это были те города, которые сразу перешли на сторону Рима и сохранили ему верность в самых тяжелых обстоятельствах Ганнибаловой войны. Римляне стремились показать всей Сицилии, что участь каждого зависит от его заслуг перед Римом.

Территория провинции была разделена между остальными так называемыми податными городами, так что органы городского самоуправления отвечали за руководство городом и его округой. Города Сицилии сохранили свое гражданство, законы (при условии, что они не противоречили римским нормам) и свои традиционные органы власти и управления, хотя их компетенция была ограничена властью наместника. В нормальных условиях наместник, как правило, не вмешивался в повседневную деятельность местных властей, если только они сами его об этом не просили.

Со временем в Сицилии, так же как и других римских провинциях, появилось провинциальное собрание, куда входили представители всех городов провинции. Оно могло обращаться от имени провинции к наместнику или в сенат со своими жалобами и просьбами и выносить решения о воздании божественных почестей хорошим наместникам или о возбуждении судебного преследования в Риме плохих по окончании срока их полномочий. С помощью провинциального собрания наместник мог доводить до сведения населения провинции свои приказы и распоряжения римских властей.

Чтобы облегчить городам переход под новую власть, римляне старались по мере возможности сохранить в провинции старые привычные порядки. Сицилийцы платили им те же самые налоги и точно таким же образом, как это было при старых правителях карфагенянах в Западной Сицилии и царе Гиероне II в Восточной. Главным из налогов была десятина десятая доля всей продукции земледелия: хлеба, вина, оливкового масла и фруктов.

Налоги собирали через откупщиков, которых называли публиканами (от publicum государственное имущество). Ими могли быть как местные богачи, так и римские либо италийские негоциаторы. На организованном в провинции аукционе право сбора того или иного налога продавалось на очередные пять лет той компании публиканов, которая обещала заплатить самую высокую цену. Государству тем самым были гарантированы стабильные налоговые поступления, независимо от величины урожая и без особых хлопот с его стороны.

Затем публиканы собирали налог с землевладельцев с помощью своих служащих и местных городских властей. Они брали один процент урожая в свою пользу и десять в пользу государства. Из полученной продукции они отдавали государству то, что были должны, а оставшуюся часть забирали себе. Если из-за недородов они собирали меньше обещанного государству, то разницу выплачивали из своих средств. Несколько недородов подряд могли разорить компанию публиканов, а несколько особенно хороших урожаев обогатить.

Если учесть, что у Птолемеев и Селевкидов налог с земли превышал 30% урожая, то 11%, платившихся сицилийцами, можно считать очень умеренным налогом. Однако публиканы, печально знаменитые своей алчностью и неразборчивостью в средствах, обычно стремились всякими правдами и неправдами взять с землевладельцев гораздо больше положенного по закону, а если те не могли выплатить все, что с них требовали, им приходилось брать у публиканов деньги в долг под огромные проценты. Неоплатные должники теряли в провинциях не только свое имущество, но и свободу.

Римские юристы в своих сочинениях прямо заявляют, что публиканы это те же разбойники. Единственную управу на публиканов можно было найти в суде римского наместника, но это было очень непросто.

Наместники провинций. Наместниками Сицилии были римские магистраты. Они управляли провинцией в течение года, а в исключительных случаях двух лет. Так же, как и другие высшие магистраты, наместники обладали империем, то есть всей полнотой военной, судебной и административной власти. Поскольку Сицилия была спокойной мирной провинцией, расположенной в самом центре римских владений, там не было необходимости держать легионы. Однако наместники в случае какой-либо опасности могли созывать ополчение из граждан провинциальных городов.

Основной задачей наместника было сохранение в провинции мира и покоя и надзор за уплатой налогов и податей в римскую казну, а главным видом деятельности судопроизводство. Наместник вершил суд по тяжким уголовным преступлениям, особенно жестоко карая разбойников и зачинщиков общественных беспорядков. Он, кроме того, разбирал судебные споры по имущественным делам между публиканами и налогоплательщиками, а также между жившими в провинции римскими гражданами и между различными провинциальными городами.

Резиденцией наместника был царский дворец в Сиракузах, однако значительное время он проводил в разъездах по провинции, устраивая судебные сессии в крупных городах, где жило особенно много римлян, составлявших конвенты, то есть собрания римских граждан. Со временем конвентами стали называть центры судебных округов, куда во время пребывания там наместника собирались для разбора своих дел жители соседних общин.

Для выполнения своих функций наместник располагал вспомогательным персоналом, который назывался когортой претора. В эту когорту входили отобранные самим наместником помощники из числа его родственников, друзей, клиентов и рабов.

Единственным независимым от наместника должностным лицом был его квестор, ведавший всеми государственными доходами и расходами в провинции. Квестор, как римский магистрат, получал свои полномочия не от наместника, а от выбравшего его на эту должность народного собрания. Однако, по римским представлениям, отношения наместника и квестора уподоблялись отношениям отца и сына.

Следующим звеном управления провинцией были местные городские власти и прежде всего выборные городские магистраты, которым помогали городские рабы, а также их собственные друзья, родственники и рабы.

Таким образом, управление провинцией на всех уровнях было построено по полисным принципам: в нем полностью отсутствовали профессиональные государственные чиновники.

Поскольку наместник и его помощники из когорты претора были в провинции пришлыми людьми и плохо ориентировались в местных условиях, они во многом зависели от помощи и сотрудничества со стороны городской знати, которая в свою очередь была заинтересована в дружеских отношениях с наместником и его приближенными.

Во время путешествий по провинции и судебных сессий в конвентах наместник и члены его свиты пользовались гостеприимством самых богатых и влиятельных граждан крупных городов, пировали с ними и принимали от них подарки, которые принято было дарить гостям. Между ними завязывались неформальные дружеские отношения, позволявшие легче наладить взаимовыгодное сотрудничество. В ответ на помощь и подарки друзья и гостеприимцы наместника могли рассчитывать на всевозможные услуги с его стороны как в провинции, так и в Риме.

Гораздо сложнее была работа наместника, если в своей провинции ему приходилось иметь дело не столько с городами, сколько с племенами. Особенности такой провинции можно рассмотреть на примере Ближней Испании. За исключением побережья с несколькими городами, вся провинция была заселена воинственными племенами. У римлян долгое время не было ясного представления о том, где именно проходят границы их провинции, какие именно народы ее населяют и какие налоги и подати с них следует брать.

В течение многих десятилетий римляне не могли ввести в провинции регулярные поземельные налоги. Поскольку в распоряжении наместников были крупные военные силы, они брали с племен такую дань, какую им удавалось собрать. Сбор налогов напоминал скорее военные реквизиции.

На протяжении почти столетия в провинции не удавалось установить длительный мир. Бесконечные войны и восстания заставляли постоянно держать в Испании крупное войско, отвлекая необходимые силы и средства от других театров военных действий.

Наладить стабильное взаимовыгодное сотрудничество с племенной знатью оказалось неизмеримо сложнее, чем с городской. Деятельность наместников Испании была связана не столько с судом и администрацией, сколько с войнами и дипломатией.

Вместе с тем в Испании постепенно селилось все больше римлян и италийцев. Это были ремесленники и негоциаторы, связанные с эксплуатацией рудников и снабжением армии, а также ветераны и их дети от союзов с местными женщинами. Они оседали в старых городах или создавали новые. Через сто лет после появления римлян в Испании территория городов и городской цивилизации охватывает не только побережье, но и соседние с ним внутренние области. Они становятся базой и надежным тылом римской армии и римской власти в Ближней Испании.

Следует иметь в виду, что на протяжении первого столетия римской заморской экспансии (примерно с середины III до середины II вв. до н.э.) почти все римские провинции были такими, как Испания, а не такими, как Сицилия. Возможно, именно поэтому римляне так неохотно создавали тогда новые провинции.

Коррупция в провинциальном управлении. Римские наместники выполняли обязанности бывших правителей завоеванных и превращенных в провинции стран. Но если правители были наследственными хозяевами в своих государствах, заинтересованными в планомерной нормальной эксплуатации их ресурсов, то наместники всего лишь временными управляющими, стремившимися использовать короткий срок своей службы с максимальной выгодой для себя.

Римские аристократы, чтобы быть избранными на высшие магистратуры, нередко должны были идти на большие траты и даже залезать в долги. Для возмещения своих потерь им необходимо было руководство успешной военной кампанией, сулящей богатую добычу, или управление провинциями, которые многие из них также рассматривали как свою законную добычу.

То же самое относилось и к их друзьям и клиентам, входившим в когорту претора. Многие из них поездку в провинцию рассматривали как средство поправить свои материальные дела, а назначение в когорту как благодеяние своего друга и патрона.

Сама система управления провинциями с практически безграничной властью наместника, связанного личными неформальными отношениями с назначенными им же самим помощниками и с самыми влиятельными представителями местной знати, способствовала коррупции.

В мирной провинции, такой, как Сицилия, главным видом коррупции была торговля правосудием. Особенно выгодно было разбирать судебные споры между публиканами и налогоплательщиками. Нередко с выгодой для себя, а также своих местных друзей и гостеприимцев наместники решали по апелляции крупные имущественные дела между жителями провинции. Немалые возможности для обогащения предоставляло и уголовное судопроизводство.

Особенно велики были возможности для коррупции в отсталых незамиренных провинциях, таких как Испания. Режим постоянного чрезвычайного положения с бесконечными реквизициями и почти непрекращающимися военными действиями открывал перед недобросовестным наместником практически безграничные возможности для обогащения и приобретения славы и почестей. Некоторые наместники специально провоцировали для этого войны и восстания или жестоко усмиряли мирные племена и общины. Римские историки заметили, что, когда в связи с трудностями на других театрах военных действий в Испанию не посылали свежие пополнения, там не возникало новых войн и восстаний.

В результате всего этого провинции фактически являлись не столько поместьями римского народа, сколько наместников и их свиты. По словам римского оратора II в. до н.э., они привозили в провинции амфоры, полные вина, а увозили оттуда амфоры, полные денег. Об одном из римских наместников говорили, что он приехал бедным человеком в богатую провинцию, а уехал богатым человеком из бедной провинции.

Провинциалы могли привлечь наместника к суду после окончания срока его полномочий. В 149 г. до н.э. в Риме были создан специальный суд присяжных по делам о вымогательствах в провинциях. Однако он действовал очень вяло, поскольку судьями были сенаторы сами бывшие или будущие наместники. Обвинительный приговор в этом суде, как правило, угрожал не особенно провинившимся наместникам, а тем у кого были влиятельные враги в самом Риме.

Таким образом, римские подданные страдали не столько от самой системы провинциального управления, сколько от злоупотребления этой системой со стороны коррумпированной римской олигархии.

__________________
- Который час? - Лучшее время моей ЖИЗНИ-))!

Предварительные итоги

Приведённый материал позволяет сформулировать следующий вывод. В эпоху конца республики, когда территориальные владения Рима значительно расширились и когда управление завоёванными территориями становилось всё более актуальной общественной задачей, практика этого управления оказывалась как бы вне пределов правового пространства римской res publica. Римляне, подходя к провинциям с позиций победителя и завоевателя, не считали нужным как-то специально регламентировать существующие отношения центра и регионов. Законы, касающиеся провинций, существовали, но они касались норм включения завоёванной территории в состав государства и общих принципов организации управления, но существовавшие в римском обществе правовые нормы практически никак не регулировали само управление как таковое. Иногда в законе были предусмотрены даже согласования норм римского права и правовых традиций жизни, имевших место в провинции. Однако же отдельные факты такой согласованности значили очень мало, когда в целом в обществе конца республики определяющим отношением к провинциям было отношение к ним как к военной добыче. Поддержанию этого способствовало и почти перманентное состояние войны в римском обществе от Гракхов до Августа.

В результате, в конце республики в каждой отдельно взятой провинции можно было наблюдать интересный феномен. Нормы взаимоотношений жителей провинции регулировались местным правом (или обычаями); общие принципы поведения наместника при исполнении служебных обязанностей в провинции регулировались римским правом. Неизбежные же после завоевания контакты победителей и побеждённых, римлян и провинциалов в конце республики практически никак не регулировались, оставаясь за пределами права.

На практике это означало, что даже в самом благоприятном варианте [121] наместник постоянно совершал поступки, которые можно было квалифицировать как злоупотребления служебным положением. Однако, что собственно нарушал Луций Валерий Флакк, или любой другой наместник провинции, провоцируя своими действиями провинциалов на жалобы в римские инстанции? Приходится признать, что, формально говоря, Цицерон был прав, поворачивая обвинения против самих же обвинителей Флакка. Задевая интересы провинциалов, наместник не нарушал ни одного римского закона и действовал в полном соответствии с интересами Рима. Это лучше всего видно на примере поборов, взимаемых на нужды флота и на "арест" иудейских денег. Действия легата, вызвавшие нарекания жителей провинции, полностью соответствовали интересам Рима.

В результате приходится признать, что - если употреблять современные термины - коррумпированность и злоупотребления служебным положением были нормой поведения наместника провинции и его окружения. Исключения в обе стороны: абсолютно честные и откровенные воры были, как показывают нам источники, редкостью. Преобладал же, если так можно сказать, стиль умеренного взяточничества и умеренного обогащения за счёт провинциалов. Критерием же такой умеренности оказывалось долготерпение провинциалов. Иными словами, римский наместник мог пользоваться служебным положением в своих корыстных интересах лишь в той мере, насколько это соглашались терпеть жители провинции.

Санкции, предусмотренные в законах, наступали лишь тогда, когда этот предел терпения был превзойдён и тогда, когда провинциалы начинали по настоящему жаловаться. Однако же санкции не наступали в тех случаях, когда провинциалы готовы были терпеть наместника и его свиту. Судя по всему, этот предел терпения провинциалов можно выразить и в экономических категориях: санкции, предусмотренные в законах, наступали тогда, когда норма экплуатации экономики провинций значительно повышалась и не оставляла провинциалам возможности сохранять и поддерживать традиционный уровень жизни.

Ввиду того, что коррупция - это явление общеисторическое, изложенный материал позволяет сформулировать также один вывод несколько более широкого характера. В коррупции в первую очередь виноват не столько конкретный нечистый на руку чиновник, сколько общество, которое принимает любые, пусть даже самые хорошие законы, без должного их обеспечения и контроля за их исполнением. Вторым универсальным истоком коррупции оказывается, как показывают приводимые примеры из истории римской республики, такое положение дел в обществе, когда чиновник в своём "департаменте" оказывается вне действенного общественного контроля, в роли, так сказать, "царя и бога" по отношению к любому просителю.

комментарии

[121] У нас, к примеру, нет оснований сопоставлять достаточно честного и порядочного по меркам того времени Луция Валерия Флакка с его современником - небезызвестным Гаем Верресом.

__________________
- Который час? - Лучшее время моей ЖИЗНИ-))!

Претор Ближней Испании Тиберий Семпроний Гракх и население римских провинций Иберийского полуострова


После изгнания карфагенян (206 г. до н. э.) и установления римского провинциального управления в (197 г. до н. э.) Испания была разделена на две части - Hispania Citerior (Испания Ближняя) и Hispania Ulterior (Испания Дальняя). В каждую из этих провинций Римом ежегодно посылался претор для военного и административного руководства. В условиях постоянного сопротивления туземцев, населявших как менее цивилизованные западные (Лузитания), центральные и северо-восточные (Кельтиберия) части, так и более цивилизованный юг и юго-восток (Бетика), роль военной силы, которой располагали римские полководцы, была очень велика.

При всем этом не менее важной была необходимость государственного строительства, административного и культурного сплочения полуострова. Зачастую мирное государственное руководство туземцами оказывалось эффективнее в их подчинении, чем военные действия. В зависимости от условий, а также своих личных качеств и способности понимания ситуации римские полководцы действовали на этом поприще более или менее успешно.

В этом смысле чрезвычайно велико значение для Испанских провинций, особенно Ближней Испании, деятельности Тиберия Семпрония Гракха, бывшего здесь претором в 180-179 гг. Он, подобно многим другим наместникам, первым делом показал себя отличным полководцем: взял города Мунду, Кертиму и Алку, после чего повел легионы опустошать Кельтиберию. Племена покорялись ему, - какие по доброй воле, какие из страха. За несколько дней ему сдались сто три города, и он захватил огромную добычу (Liv. XL, 47-50). После этого кельтиберы заключили "настоящий мир", на сей раз "без прежнего своего вероломства" (Liv. XL, 47-50). Мирный договор, служивший в дальнейшем основой отношений между римлянами и местными племенами, обязывал кельтиберов платить налог, поставлять вспомогательные войска, а также запрещал им строить новые оборонительные стены. Кроме того, по решению Гракха некоторые туземцы получили земли и стали друзьями римлян.

С заключением этого договора в Кельтиберии установился мир на невиданный до того в Испании срок: более 20 лет. Кроме того, все последующие конфликты между местным населением и римскими властями происходили (по крайней мере, формально) из-за нарушения одной или другой стороной Гракхова договора. Так, римские наместники, видимо, часто нарушали договор, поскольку известно, что они не раз привлекались к суду за злоупотребления. С другой стороны, поводом II Кельтиберийской (или I Нумантийской) войны (153-151 гг.) послужило то, что жители одного из кельтиберийских городов в нарушение Гракхова договора возвели новые стены. В результате умелых действий консула М. Клавдия Марцелла кельтиберы запросили мира. Примечательно, что он был восстановлен на прежних, Гракховых условиях.

Что же заставляло туземцев так долго придерживаться этого договора, вменявшего им столько обременительных условий? Вряд ли, как обычно полагают, налог был настолько мал, что местным племенам он был выгоднее, чем римлянам. Видимо, условия договора были приняты и соблюдались туземцами из-за того, что они позволяли установить твердо регламентированные отношения с римлянами, которые гарантировались бы также и со стороны последних. В этой уверенности главнейшую роль, очевидно, играл личный авторитет Тиб. Семпрония Гракха. Он был приобретен двумя путями, один из которых - блестящие военные успехи. В условиях родового строя, сохранявшегося у кельтиберов и лузитан, и значительной роли войска и его вождя, это, без сомнения, было очень важно. Но, как показывал опыт, только военными методами достичь длительного мира было невозможно (военная кампания 195 г. консула М. Порция Катона и 181 г. претора Кв. Фульвия Флакка).

Гражданская деятельность Гракха (другой путь) соответствовала решению насущнейших проблем местного населения. Раздел земли и провозглашение туземцев друзьями римлян имело огромное значение. Кроме того, на берегу р. Эбро на месте туземного поселения он основал новый город - Гракхуррис. Население, состоявшее большей частью из кельтиберов, получило римское гражданство. Очевидно, что он осуществил передел земли на римский манер, и город административно был организован по римскому типу. О том, что значительное число местных жителей получило римское гражданство именно от Семпрония Гракха, свидетельствует ономастика долины р. Эбро, латинские надписи которой содержат множество упоминаний Семпрониев (Vigil M. Edad antigua// Historia de Espaсa Alfaguara. T. I. Madrid, 1975. P. 299).

Важность для туземцев предпринятых Гракхом преобразований подтверждается некоторыми эпизодами войн Рима с лузитанами в течение 150-139 гг. Сущностью вероломства претора С. Сульпиция Гальбы было притворное обещание переселения лузитан на плодородные земли и наделение их землей, благодаря которому он смог разделить и уничтожить туземцев. Предводитель лузитан Вириат, разбив в 140 г. до н. э. проконсула Кв. Фабия Максима Сервилиана, потребовал, чтобы он, Вириат, был признан другом римлян, а лузитаны получили земли, которые и до того находились в их распоряжении.

То, что собственный вождь лузитан добывал в течение многих лет силой оружия, кельтиберы получили из рук своего противника, Тиб. Семпрония Гракха. Более того, заключив мир, Гракх "всегда старался, чтобы римский народ твердо и нерушимо его хранил" (Plut. Tib. Gracch., V). Естественно поэтому, что в течение всего II в до н. э. в Кельтиберии сохранялся пиетет перед этим римским полководцем и уважение к порядку, который он установил и чьим гарантом он был.

О высоком авторитете Гракха среди кельтиберов может свидетельствовать случай с его сыном Тиб. Семпронием Гракхом, который в 137 г. был квестором у консула Г. Гостилия Манция, воевавшего в это время с Нуманцией (III Кельтиберийская война). Именно Гракху удалось спасти войско Манция, оказавшегося в безнадежном положении. Он смог заключить перемирие (в общих чертах по-прежнему повторявшее договор его отца 179 г.) с нумантинцами, поскольку они питали доверие к сыну, храня память о его отце (Plut. Tib. Gracch., V). Более того, в доказательство дружбы Гракх младший был введен в город, накормлен завтраком и снабжен всем, что попросил (Plut. Tib. Gracch., VI).

Такое доверие туземцев к сыну своего патрона естественно для племен, находившихся на стадии родового строя. Оно наводит также на мысль о перенесении на римского полководца отношений, связанных с институтом вождя племени, существовавшего у кельтиберов и лузитан. Эти племена могли переносить свои представления о военном или гражданском руководстве ими со своих вождей (таких, как Вириат у лузитан или Кар у кельтиберов) на римских полководцев (Тиб. Семпрония Гракха или его сына), а те, в свою очередь,- использовать это в своих целях.

Нагляднейшим примером этих сохранявшихся и в I в. до н. э. отношений является пребывание в Испании Кв. Сертория, приглашенного лузитанами в качестве вождя (Plut. Sert., 10). Он стал их патроном, используя все традиции общественной организации, существовавшие у туземцев (клиентела, devotio), в том числе сакрализацию власти вождя (Циркин Ю. Б. Древняя Испания. М., 2000. С. 187). Уже не связанный четко обозначенными преторскими обязанностями, он мог более тесно соприкасаться с местным населением и его традициями, которые он по-прежнему, подобно обычным римским наместникам, использовал в своих целях.

__________________
- Который час? - Лучшее время моей ЖИЗНИ-))!

РИМСКИЙ ДЕНЕЖНЫЙ КАПИТАЛ В ПРОВИНЦИЯХ
(Цицерон, Речь «За Суллу», 20, 56-58)

Марк Туллий Цицерон, известный римский юрист, оратор и политический деятель, жил в первой половине I в. до н. э. Он происходил из состоятельной семьи и получил хорошее юридическое образование. Цицерон был современником и свидетелем ожесточенной политической борьбы в Риме в 70 - 40-х годах I в. до н. э. Он принимал активное участие в событиях этого времени: в 66 г. до н. э. был претором, в 63 г. - консулом, в 51 г. - проконсулом провинции Киликии.
Произведения Цицерона являются одним из важнейших источников эпохи конца республики. В основном они подразделяются на письма, речи и философские произведения. Там содержится богатейший материал, характеризующий самые разнообразные стороны жизни Рима.
Цицерон приобрел широкую популярность как превосходный оратор. Первое его публичное выступление за Секста Росция было посвящено довольно резкому обличению режима Суллы и снискало ему широкую известность. Не меньший отклик имело выступление против Верреса, пропретора Сицилии, который награбил за годы своего консульства [73-71 гг.] громадное состояние в 40 млн. сестерций.
Политические взгляды Цицерона не отличались последовательностью. В 81 г. Цицерон, произнося речь за Секста Росция, выступал как противник сулланского режима, в речи против Верреса он сражался против нобилитета. Во времена заговора Каталины он выступал с лозунгом concordia ordinum (согласие сословий). В последние годы жизни Цицерон сочувствует республиканской партии. К этому периоду относятся «Филиппики» Цицерона, они содержат 14 речей против Марка Антония. Погиб Цицерон во время проскрипций 43 г.
Несмотря на классовую ограниченность и тенденциозность, сведения Цицерона представляют большой интерес для освещения событий эпохи гражданских войн конца республики.

Утверждают, что Ситтий [банкир] был послан Суллой, [обвиняемым в соучастии в заговоре Каталины], в Верхнюю Испанию, чтобы возмутить эту провинцию. Во-первых, судьи, Ситтий отправился... несколько раньше злоумышления Каталины и возникшего подозрения о существовании этого заговора; затем отправился он тогда не впервые, но после того, как побывал в тех же местах немного ранее и провел там несколько лет; да и отправился он, не только имея на то повод, но даже необходимость, а именно потому, что у него был заключен с мавританским царем договор о большом денежном деле. Тогда же, после его отъезда, Сулла управлял и руководил его делами; благодаря продаже многих прекраснейших имений Ситтия, долги его были уплачены; таким образом то, что толкнуло на злодеяние остальных - желание сохранить недвижимые владения, - у Ситтия отсутствовало, его имения были уступлены кредиторам... Долги Ситтия произошли не из-за его распущенности, но из-за его рвения в ведении денежных дел: он имел в Риме долги, в провинции и царствах ему были должны огромные суммы. Не допустив, чтобы в то время, как он был занят их взысканием, его поверенные испытывали в его отсутствие какие-либо затруднения, Ситтий предпочел продать всю свою недвижимую собственность, лишить себя прекраснейшего отцовского наследства, нежели как-нибудь задержать уплату денег кому-либо из своих кредиторов...

«Античный способ производства», № 509.

__________________
- Который час? - Лучшее время моей ЖИЗНИ-))!

Цицерон и дела о злоупотреблениях наместников провинций.

К сожалению, из всего весьма обширного наследия римских ораторов до нас дошли почти полностью лишь судебные речи Цицерона и поэтому наши возможности оценить обстоятельства дел о злоупотреблениях должностных лиц в провинциях ограничены лишь четырьмя случаями. Об одном из них - о деле Верреса, в ходе которого Цицерон выступил обвинителем - речь шла выше. Однако же Марк Туллий, судя по всему, небезуспешно выступил защитником в трёх делах казнокрадов несколько меньшего масштаба. При этом один подзащитный Цицерона был оправдан, второй - скорее всего был оправдан. Что касается третьего, то в источниках, к сожалению, не сохранилось никакой информации об исходе процесса.

Итак, по порядку. Начнём с Марка Эмилия Скавра Младшего, которому лишь неудачное стечение обстоятельств не позволило достичь в государстве постов, позволявших вершить судьбами государства, подобно тому как это делали многие представители его же поколения. [70]

В римской политической жизни Марк Эмилий Скавр становится известным в связи с восточными походами Помпея, при котором он был квестором. Этот период жизни Скавра неплохо освещён у Иосифа Флавия, [71] который изображает его, с одной стороны, большим поклонником иудейских денег, а с другой - энергичным человеком, способным принимать ответственные решения. [72] Как известно, появление на Ближнем Востоке Помпея совпало с династической борьбой в Иудее между Аристобулом и Гирканом, сыновьями Александра Йанная. Римляне оказались втянутыми в решение этого династического спора благодаря прямому обращению Аристобула, власти которого угрожал в 66г. до н. э. Гиркан, двигавшийся с армией набатеев и набатейским царём, вызвавшимся поддержать Гиркана. Аристобул обратился в этой ситуации к командующему римскими войсками в Сирии Марку Эмилию Скавру с просьбой о поддержке. Оказавшись перед необходимостью выбора - кого из кандидатов поддержать - Скавр всё же предпочёл Аристобула, ибо тот - по словам Иосифа Флавия - просил меньше, а платил больше, [73] чем Гиркан, также обратившийся за посредничеством к Скавру. [74]

На какое-то время Скавру удалось установить в Иудее мир. В этот момент Иерусалим был осаждён набатейскими войсками. Скавру удалось добиться словесными угрозами снятия осады с Иерусалима. [75] Набатеи ушли, испугавшись прямого римского вмешательства. Марк Эмилий попробовал окончательно разбить Гиркана и даже снарядил военную экспедицию в Набатею, [76] где находился незадачливый претендент на иерусалимский престол. Однако же, как и раньше, деньги решили всё. Скавру была передана сумма денег, достаточная для того, чтобы Марк Эмилий отказался от доведения военной операции против набатеев до логического конца. [77]

История с выбором Скавра в пользу Аристобула на этом не кончилась. Чуть позже, когда в Сирии появился лично Помпей, представители обоих братьев прибыли к Помпею с богатыми дарами и обвинениями во взяточничестве подчинённых Помпея, в том числе Скавра. [78] Помпей в тот момент никаких организационных выводов делать не стал и история кончилась тем, что римляне, после весьма драматического развития событий в Палестине, посадили на иерусалимский престол Гиркана. Это не означало недоверия к Скавру, ибо развитие политической борьбы, предшествовавшей окончательному воцарению Гиркана, было непредсказуемым.

Рассмотрение этих обстоятельств уже не входит в задачи данной статьи, ибо наш основной интерес в данном случае связан с другим эпизодом в жизни Марка Эмилия Скавра. Упоминаний о нём в источниках нет на протяжении целого ряда лет. В 58 году до н. э. он был курульным эдилом в Риме. Как пишет Квинт Асконий Педиан, комментатор речей Цицерона, [79] Скавр организовал в тот год пышные игры, которые произвели впечатление на современников именно своим размахом. Во всяком случае, память об играх, организованных Скавром была жива в течение большого количества лет. Тот же Асконий Педиан пишет, что самому Скавру эти игры принесли огромные долги.

Речь Цицерона в защиту Скавра сохранилась лишь частично и поэтому последующее развитие событий понятно и известно не во всём. В 55 году Марк Эмилий Скавр - наместник Сардинии в ранге пропретора. Последующее развитие событий позволяет предположить, что Скавр добился назначения в провинцию с целью поправить свои финансовые дела, но прямых доказательств этому нет. [80] В середине 54г. до н. э., после исполнения своих полномочий, Скавр появляется в Риме и выставляет свою кандидатуру на консульских выборах на 53 год. Избран он не был, но, вследствие активного участия в политических интригах и лишь отчасти вследствие злоупотреблений в провинции Скавр оказался под следствием. В качестве предлога была использована жалоба сардинцев на злоупотребления бывшего наместника.

Цицерон не был единственным защитником Скавра, однако же о сути процесса и выдвигавшихся обвинениях мы можем судить только по комментариям Квинта Аскония Педиана и по тому, что осталось от самой речи Цицерона - видимо - не более 25%-30% текста.

Конкретные обвинения против Скавра - насколько они известны нам по тексту речи Цицерона - сводились к нескольким убийствам [81] с целью овладеть имуществом жертв и, возможно, иным преступлениям имущественного плана. Даже по сохранившейся части речи Цицерона видно, что основное обвинение против Скавра было связано с хлебом и хлебными поставками (crimen frumentarium). [82] Эта часть речи Цицерона, которая практически не сохранилась, могла бы, видимо, быть неплохим дополнением к речам Цицерона против Верреса. Нам остаётся лишь судить по аналогии. Скавр, видимо, наживался, войдя в долю с перекупщиками, скупавшими хлеб у земледельцев.

Благодаря Асконию Педиану мы знаем и конец этой истории. Скавр был оправдан, что очень хорошо показывает относительность римского правосудия по вопросам, касавшимся злоупотреблений в провинциях. Оправдание Скавра показывает также, что и весь процесс его был скорее политическим спектаклем, чем реальным желанием наказать чиновника, допустившего злоупотребления служебным положением.

Сопоставление процесса Скавра с делом Верреса позволяет, судя по всему, выявить и ещё одну причину оправдания Скавра - специфику отношения римлян к сардинцам и к грекам как к народам, находящимся на принципиально различных уровнях развития. В речи в защиту Марка Эмилия Скавра Цицерон неожиданно подробно начинает говорить о дурных качествах характера финикиян, [83] пунийцев и сардинцев.

Назвав финикийцев genus fallacissimum [84] (то есть наиковарнейший народ), Цицерон к концу рассуждений о сардах, которых он считает потомками финикиян, неожиданно заявляет, что, вероятно среди них всё же есть отдельные представители, которые преодолели недостатки, обусловленные собственным происхождением. [85] Следующая далее характеристика большинства сардов, какими они представляются Цицерону, принципиальна во многих отношениях.

Cic. Pro Scauro, XIX, 44: Magnam quidem esse partem sine fide, sine societate et coniunctione nominis nostri res ipsa declarat. "Сами обстоятельства показывают, что значительная их часть [86] без лояльности, без сообщности и связи с нашим образом жизни".

Фраза эта весьма важна тем, что показывает существеннейший критерий, на который ориентировались римские политики в отношении к тому или иному народу, проживающему как вне, так и внутри римской державы. Положительное и в меру уважительное отношение вообще и в вопросах правосудия в частности гарантировалось в конечном счёте лишь тем, кто проявлял лояльность, готовность воспринимать античную цивилизацию и находиться в орбите римского влияния.

В этой специфике подхода к разным народам заключалась ещё одна причина оправдания Марка Эмилия Скавра и, одновременно, осуждения Гая Верреса. Конечно, в Сардинии Марк Эмилий Скавр не мог обогатиться настолько, насколько Верресу удалось в Сицилии. Однако значительность - по меркам того, что можно было взять в Сардинии - злоупотреблений Скавра полностью компенсировалась в глазах Цицерона другим. Сарды - народ находящийся практически за пределами античной цивилизации, что ставило определённые пределы тем жалобам на римских должностных лиц, которые, с точки зрения Цицерона, следовало рассматривать.[87] Цицерон не отказывается рассматривать справедливые жалобы таких народов как сарды, галлы или испанцы, но считает необходимым ставить преграды исходящим от них интригам и тайным манёврам против деятелей римской администрации. Иными словами, вопрос об оценке деятельности того или иного чиновника в римской внутренней политике опять же оказывается связанным с одним субъективным моментом. Что считать справедливой жалобой на деятельность должностного лица? Что является злокозненной интригой? Вопрос, естественно, не мог не решаться "на глазок" и единственным критерием здесь оказывалась своего рода градация народов по степени интегрированности в римскую жизнь и - восприятию римской системы ценностей.

В этом плане особый интерес представляет процесс Фонтея, защитником которого также выступил Цицерон. Речь Марка Тулия сохранилась, хотя и не очень хорошо.[88] Эта история интересна тем, что показывает и Цицерона и в целом всю римскую общественно-политическую мысль в необычном ракурсе. Процесс Фонтея состоялся почти сразу после осуждения Гая Верреса и в этой связи невозможно не обратить внимание на тот факт, что Цицерон, добившийся осуждения крупного казнокрада, взялся защищать Фонтея, обвинявшегося практически в том же преступлении.

Марк Фонтей был претором Нарбоннской Галлии в 76-74гг. Речь Цицерона показывает, что наместник отличался авторитарным и суровым нравом и не отличался большой честностью. Однако самое главное - с официальной римской точки зрения - заключалось в том, что Фонтей оказал неоценимые услуги государству.

Он подавлял антиримские выступления в своей провинции, приведя к повиновению большое количество племён, практически не признававших римскую власть. [89] Марк Фонтей, кроме того, значительно укрепил власть римлян в этом районе целой серией практических мероприятий. [90] Наместничество Фонтея совпало также с завершением борьбы в Испании с Квинтом Серторием. Именно Марк Фонтей снабжал зерном и - как можно понять - вообще всем необходимым армию Помпея, двигавшуюся в Испанию и находившуюся в течение зимы на территории Нарбоннской Галлии. [91]

Однако же Фонтей действовал с традиционной для римлян бесцеремонностью и вскоре после процесса Верреса в Рим прибыла делегация галлов с обвинением Фонтея в вымогательствах. [92] Первое из трёх обвинений в адрес Марка Фонтея относилось к тому, как наместник осуществлял финансовое управление в провинции. Текст речи Цицерона, рассматривающего этот вопрос, сохранился не очень хорошо. Однако даже по тому, что мы реально имеем, [93] видно, что вся провинция была в долгах (точнее - все галлы, ибо даже по речи Цицерона видно, что римские граждане, жившие в провинции, никаких претензий к наместнику не имели). Истоки происхождения этой задолженности в общем тоже понятны - усердие Фонтея, озабоченного поставками всего необходимого для армии Помпея. Поставки же, естественно, осуществлялись за счёт внутренних резервов провинции - то есть оплачивались жителями провинции. Судя по тексту речи, размеры этих долгов исчислялись миллионными суммами, а сам наместник не принимал никаких мер по разрешению ситуации. [94] Плохая сохранность речи не позволяет нам по настоящему и полностью разобраться в ситуации. Во всяком случае можно предположить, что лично Фонтей на этих поставках, приведших к массовой задолженности жителей провинции, и не наживался. [95]

Второе из обвинений в адрес Фонтея сводилось к тому, что наместник наживался на организации строительства дорог, беря деньги когда за проведение их строительства, когда, наоборот, за отказ от дорожных работ. [96]

Третье и последнее обвинение в адрес Фонтея сводилось к тому, что он ввёл действующий внутри провинции налог на вино. Текст речи Цицерона построен так - возможно, это не случайно [97] - что абсолютно все детали, касающиеся этого обвинения, нам неизвестны. Во всяком случае можно подумать, что нововведение Фонтея заключалось в следующем. С каждой амфоры вина местного производства, ввозимой в тот или иной город, полагалось отныне платить небольшой налог. [98]

Особый интерес для темы исследования представляет тактика Цицерона как защитника. Поведение самого Фонтея в провинции, судя по всему, ни для кого не представляло секрета. Однако для Цицерона как защитника и для всего римского общественного мнения в целом вопрос был не столь однозначно ясен, ибо приходилось выбирать между преданностью конкретного должностного лица государственным интересам и наказанием его за проступки при исполнении служебных обязанностей. Ситуация была деликатная в том смысле, что ни в одном документе эпохи, ни в одном историко-философском сочинении рассматриваемого времени никогда не шла речь о том, что государственные интересы могут оправдывать проступки. [99]

Именно поэтому речь Цицерона построена очень осторожно и полна уловок. Вопрос о первом обвинении Цицерон фактически обходит, не раскрывая механизма возникновения задолженности, но заявляя постоянно, что в провинции ни одна денежная сумма не совершала оборота без должного учёта и контроля. Одновременно с этим Цицерон постоянно подчёркивает заслуги Марка Фонтея в деле наведения порядка в провинции.

Второе и третье обвинение Цицерон опять же не столько раскрывает, сколько обходит, [100] заявляя, что готов представить прекрасных свидетелей, готовых подтвердить отсутствие в действиях Фонтея чего-либо противозаконного.

Отсутствие должных аргументов Цицерон подменяет длинными рассуждениями, имеющими лишь косвенное отношение к рассматриваемой теме. Так, длинное рассуждение о том, каким именно свидетелям стоит или не стоит верить [101] плавно переходит у Цицерона в патетические обвинения галлов в дикости и варварстве [102] с очевиднейшим подтекстом: как можно вообще им верить. [103] Ближе к концу выступления Цицерон использовал ещё один приём построения речи. Знаменитый оратор начинает перечислять примеры не подтвердившихся обвинений против знаменитых в государстве людей, а также - примеры несправедливых обвинений против известных личностей, каковые никак не повлияли на идеальную репутацию того или иного государственного мужа. [104] Переход после этого к Марку Фонтею с патетическими словами о том, что судебное разбирательство не выявило ни одно доказанного факта, способного хоть как-то запятнать репутацию и доброе имя Фонтея, подымает скромного прокуратора Нарбоннской Галлии на высоту невероятную. И в то же время подобное приём и такое сравнение показывает и самого Цицерона, и всю римскую судебную систему в далеко не лучшем виде. Цицерон защищал виновного человека, пользуясь казуистикой и техникой ораторского искусства, а римское общественное мнение и соответственно римская судебная система были готовы отнестись благосклонно к предосудительным даже по римским нормам действиям наместника провинции, если наместник был предан государственным интересам Рима. История Марка Фонтея показывает также, что до каких-то пределов римское общественное мнение и вся судебная система были готовы пренебречь и возмущением жителей провинции, против наместника которой выдвигалось обвинение.

Мы не знаем, к сожалению, исхода процесса Фонтея. Судя по всему, он всё же был оправдан.

Для темы исследования представляет немалый интерес является другой пример из судебной практики того же Цицерона. В 59г. до н. э. Марку Туллию довелось защищать Луция Валерия Флакка, пропретора провинции Азия. Луций Валерий Флакк принадлежал к древнему патрицианскому роду и был - насколько позволяют судить источники - был человеком энергичным, компетентным и безусловно преданным интересам Рима. Было бы ошибочным ручаться в безгрешности Флакка - количество выдвинутых против него обвинений было значительным. И однако же нельзя не обратить внимания на то, что обвинение против Флакка было выдвинуто лишь через три года после завершения им своих полномочий в Азии. Л. В. Флакк был пропретором в Азии в 62-61гг. до н. э., а процесс же по делу Флакка состоялся лишь в конце 59 года до н. э.

Первое обвинение против Флакка сводилось к взиманию с городов провинции денег на снаряжение флота для борьбы с пиратами. [105] Второе обвинение против Флакка заключалось в том, три города провинции: Акмония, Дорилея и Темнос выдвигали жалобу против наместника провинции по поводу его неправомочных действий с общественными деньгами этих городов. [106]

Следующее обвинение против Флакка было выдвинуто представителями города Траллы и заключалось в утверждении, что наместник поживился деньгами, отложенными жителями города для организации особого спортивного мероприятия - игр в честь Флакка отца. [108]

Очередное обвинение против Флакка заключалось в жалобе евреев на то, что наместник запретил вывоз в Иерусалим золота, собираемого ежегодно евреями на нужды Иерусалимского Храма. [108] Наместник провинции, вероятнее всего, запретил вывоз "иудейского золота" по чисто экономическим соображениям - вывоз денег в Иерусалим во времена Цицерона означал утечку немалых денежных сумм за пределы государства: в те годы Палестина ещё не входила в состав Рима. Иными словами, мероприятие Флакка могло означать желание стабилизировать денежное обращение в государстве. [109] Было бы неосмотрительным, однако, отвергать мнение одного современного французского комментатора к данной речи Цицерона - А. Буланже. Он пишет, [110] что за всей историей с иудейским золотом вполне мог скрываться мотив личного обогащения. Иными словами, Л. Флакк мог в принципе просто присвоить эти деньги или же - их часть. [111]

Наконец, последним обвинением против Флакка можно считать жалобы трёх римских граждан на неадекватное поведение наместника провинции в различных ситуациях. Первый из жалобщиков, Дециан, жаловался на несправедливость суда наместника провинции, разбиравшегося в делах Дециана. [112] Второй, Секстилий Андрон, обвинял наместника провинции в том, что благодаря его вмешательству он не смог получить наследства жены. [113] Третий из этих римских граждан утверждал, что вынужден был заплатить наместнику провинции 50 талантов. [114]

Для рассматриваемого сюжета особое значение приобретает аргументация Цицерона, касающаяся каждого из этих обвинений. Знаменитый оратор ничего не отрицает. Ни про один из рассматриваемых проступков не говорится, что события преступления не было. [115]

Так, взимание денег с городов на нужды флота - с точки зрения Цицерона - вполне законно, ибо боеспособный флот государству нужен. Цицерон откровенно пишет, что не грекам и другим иноземным народам решать такие вопросы, а нашим преторам и полководцам.

Что касается обвинений трёх городов (Акмония, Дорилея, Темнос) в том, что Флакк будто бы поживился казёнными деньгами этих городов, [116] то Цицерон вообще обходит обвинение по существу, говоря что, либо в городе давно уже неблагополучно с финансовой отчётностью, либо, что люди, заведовавшие городскими финансами, сами далеко не безупречны и честностью не отличаются.

Сходным образом поступает Цицерон, разбирая другие обвинения. Обвинение жителей города Траллы трактуется согласно уже указанному образцу. Деньгами, отложенными на спортивные мероприятия, заведовали нечестные люди. Что касается истории с "иудейским" золотом, то как уже отмечалось выше, Цицерон относится с полным одобрением к решению Флакка запретить его вывоз, исходя, судя по всему, из соображений экономической выгоды, или невыгоды, для государства. Точно также обвинения отдельных римских граждан против Флакка Цицерон старается повернуть в пользу своего подзащитного, подчёркивая прежде всего небезупречность поведения самих же жалобщиков.

Количество такого рода примеров можно было бы умножать многократно, ибо политическая реальность первого века до н. э. даёт очень много и весьма живописных картин поведения наместника провинции при исполнении служебных обязанностей. [117] Так у Цицерона самым полным изображением легата, потерявшего всякое чувство меры являются речи против Гая Верреса, наместника в Сицилии в 73-70гг. до н. э. Здесь не представляется возможным анализировать все речи Цицерона против Верреса хотя бы из-за их объёма.

Отметим лишь несколько общих моментов. Надо сказать, что Веррес показал себя во время наместничества отличным знатоком законов, исхитряясь обогащаться, формально поступая по закону почти всегда совершенно правильно. Одним из важнейших способов обогащения стали для наместника завещания богатых жителей провинции. Верресу не составляло труда найти какую-либо юридическую уловку для того, чтобы начать формально законное преследование того, кто должен был получить богатое наследство.

Одно из первых дел такого рода стало большое наследство, которое должен был получить богатый житель Сиракуз Гераклий (Heraclius). Веррес узнал о наследстве примерно в те дни, когда подошло время избирать судей своего рода "Верховного Суда" провинции. Гераклий не должен был вноситься в списки кандидатов на замещение судейских должностей. Веррес же, пользуясь своей властью, это сделал, повернув дело так, что Гераклий уклоняется от своих обязанностей. Так было создано основное - зацепка для формально законного преследования, каковой Веррес воспользовался в полной мере, получив желаемые деньги. [118]

Точно также в принципе поступил Веррес в вопросах хлебных поставок. Сицилия была в древности одним из основных поставщиков хлеба для нужд Рима и Италии. Процедура сбора зерна была отработана до тонкости и римляне не тронули те норм взаимоотношений, которые существовали между производителями и сборщиками зерна и были достаточно справедливы и для производителей, и для государственных структур, собирающих зерно. Римляне ничего не изменили в этих, существовавших её до них взаимоотношениях сторон именно из-за ценности Сицилии как региона поставляющего хлеб. [119] Веррес, формально говоря, не сделал ничего дурного. Он принял другой закон о порядке закупки зерна, изменив в нём лишь некоторые параметры - цену закупки зерна и правила учёта. В результате, однако, ему удалось создать весьма удобную и работоспособную схему по изъятию и зерна в больших, чем раньше размерах, и денег. Последствия применения этого закона оказались для Сицилии катастрофическими. Проверить сообщения Цицерона мы, конечно, не можем, но в целом его слова о разорении сицилийских производителей зерна доверять можно, особенно учитывая методы работы Верреса в остальных сферах жизни провинции. [120]

комментарии

[70] Внимательное чтение речи Цицерона в защиту Скавра, а также - комментариев Квинта Аскония Педиана на эту речь Цицерона показывает, что Скавру, неудачному претенденту на пост консула в 53г. до н. э., помешали достичь успеха качества собственного характера - высокомерие и, есил говорить по совре-менному, неспособность правильно расчитать ходы в политической интриге. Ис-пользованное издание - Cicйron. Discours. Tome XVI, deuxiиme partie. Pour Cn. Plancius, por M. Aemilius Scaurus. Texte йtabli et traduit par P. Grimal. Paris, 1976, pp.139-209.

[71] Определённая информация была также у Диодора и Страбона. Однако в данном случае мы располагаем лишь перессказами, сохранившимися у поздних авторов. (Diod., XL, 2=Constantinus Porphyrogenitus. Excerpta de Sententiis, ed. Boissevain, p. 404-405; Strabo. Historica Hypomnemata apud Josephus, Ant, Jud., XIV, 34-36.)

[72] Речь идёт, естественно, о решениях выгодных Риму.

[73] Иосиф Флавий пишет об этих событиях дважды - Ant.Jud., XIV, 30. В этом случае говорится о том, что Аристобул платил 400 талантов. В Bel. Jud., I, 128 речь идёт о том, что Аристобул платил 300 талантов, которые перевесили соображения справедливости. Уже сама эта разница в цифрах засатавляет усомниться в подлинности изложения, ибо Иосиф Флавий весьма ненадёжен во всём, что касается цифр.

[74] Для темы исследования представляет немалый интерес та мотивировка, с которой братья-соперники обратились за посредничеством к римским представителям. В Иудейских Древностях (XIV, 30) Иосиф Флавий пишет о цели визита к Скавру в следующих словах - summace‹n ўxioЪntwn ?katљroij - "при этом оба просили о союзе". В "Иудейской войне" (I, 128) мотивировка выглядит совсем иначе - ?katљrou deomљnou bohqe‹n aЩtщ - "ввиду того, что каждый просил о помощи себе". Иными словами, оба претендента на царскую власть в Иерусалиме желали стать союзными Риму царями клиентами. Выбор же римлян был сделан в пользу Аристобула.

[75] Скавр пригрозил, что иначе набатеи будут объявлены врагами Рима.

[76] О причинах похода Скавра в Набатею можно спорить, ибо Иосиф Флавий только констатирует, но никак не комментирует сам факт. Возможны, видимо, два варианта объяснения похода. Скавр мог действительно хотеть разбить Гиркана и искоренить смуту в регионе. Возможен, однако, и иной вариант. Согласно Иосифу Флавию, Скавр обратился с посланием к набатейскому царю с прямым намёком на то, что римляне уйдут, когда им будет заплачено. Набатейский царь условия принял и заплатил. Следовательно, мы не можем исключать того, что война была начата с целью вымогательства денег у набатеев и личного обогащения.

[77] Fl. Ios., Antt., XIV, 80-81. С минимальными различиями та же версия рассказана в Bel. Jud., I, 159. Иосиф Флавий утверждает, что Скавру было передано 300 талантов. Цифра может быть завышена.

[78] Fl. Ios. Antt., XIV, 34-37.

[79] Цитируется по следующему изданию - Cicйron. Discours. Tome XVI, 2-iиme partie. Pour Cn. Plancius. Pour M. Aemilius Scaurus. Texte йtabli et traduit par P. Grimal. Paris, 1976, p. 178.

[80] Асконий Педиан выражается о наместничестве Скавра в Сардинии в очень ос-торожных выражениях: ex praetura provinciam Sardiniam obtinuit, in qua neque satis abstinenter se gessisse existimatus est et valde arroganter - "после преторства получил провинцию Сардинию, в которой он себя вёл, как полагают, недостаточно сдер-жанно и весьма высокомерно".

[81] Нам известно о двух случаях убийств. Плохая сохранность речи Цицерона позволяет предположить, что конкретных обвинений в преступлениях было го-раздо больше.

[82] Pro Scauro, X, 21. Сардиния, как и Сицилия, была одним из важнейших райо-нов, обеспечивавших Рим и Италию зерном.

[83] Pro Scauro, XIX, 42. О сардах в целом - Pro Scauro, XVII, 38-XIX, 45.

[84] Pro Scauro, XIX, 42.

[85] Pro Scauro, XIX, 44.

[86] Имеется в виду - сардинцев.

[87] Cic. Pro Scauro, XVII, 40.

[88] Надо сказать, что информация о жизни и карьере Марка Фонтея нам известна исключительно из речи Цицерона.

[89] Cic. Pro Font., VI, 13

[90] По сообщению Цицерона, именно при Марке Фонтее в Нарбоннской Галлии развернулось широкое дорожное строительство. (Cic. Pro Font., VIII, 17-19).

[91] Cic. Pro Font., VI, 13; VII, 16. Здесь, правда, заслуга самого Фонтея относительна, ибо действовал он по распоряжению Помпея. Тот факт, что Цицерон ставит такого рода деятельность в заслугу Фонтея отражает, скорее всего желание адвоката защитить клиента перед судом. Мы не можем, правда, отрицать возможности того, что Фонтей выполнял свои обязанности с особым рвением.

[92] Об обстоятельствах дела см.: Cicйron. Discours. tome VII. Pour M. Fonteius - pour A. Cйcina - Sur les pouvoirs de Pompйe. Texte йtabli et traduit par A. Boulanger. Paris, 1973, pp. 3-25.

[93] Cic. Pro Font., II, 3; III, 4; V, 11.

[94] Можно предположить, что Марк Фонтей создал в Нарбоннской Галии ситуацию, сходную с той, которую создал в провинции Азия Сулла и каковую вынужден был решать самыми решительными мерами Луций Лициний Лукул. Механизм возник-новения задолженности очень просто. Необходимость единовременной выплаты большмх сумм денег и необходимость закупать на свои средства немалое количество всего необходимого для нужд римской армии действительно могла привести к тому, что многие жители провинции оказывались в кабале у ростовщиков и публиканов - тех, кто был в состоянии ссудить необходимую сумму денег. Французский комментатор считает, что Фонтей в своей провинции проводил налоговую реформу по облегчению участи должников, состоящую в следующем. Согласно lex Valeria de aere alieno должники получали возможность платить четверть долга. Основания так считать очень слабы. Единственная фраза в речи за Фонтея, на которую можно в данной связи ссылается французский комментатор, не имеет никакого отношения к тому, что в ней хотят увидеть. Речь идёт о втором фрагменте речи, который завершается следующими словами - magistratus in provinciis non audeant imperare sociis quod ex usu rei publicae sit - "магистраты в провинциях не решаются требовать от союзников то, что пола-гается, исходя из интересов государства". (О взглядах французского коммен-татора см. р.12 отмеченного в прим. французского издания. Фрагменты из речи в защиту Фонтея помещенеы на р.28-29 того же издания.)

[95] Логически это доказать невозможно, однако материал речи Цицерона позволяет всё же представить себе образ этого человека. Марк Фонтей предстаёт несколько ограниченным, деловым, решительным и безусловно преданным интересам Рима служивым человеком, который едва ли стал бы наживаться на поставках, направленных на обеспечение армии своего же государства. Кроме того, текст речи Цицерона показывает, что у Фонтея были и другие возможности для личного обогащения.

[96] Cic. Pro Font., VIII, 17-19.

[97] Цицерон не мог не понимать, что позиции его слабы, ибо Фонтей был далеко не безупречен в исполнении служебных обязанностей в провинциии. Поэтому-то речь Цицерона и полна множества хитроумных приёмов, фактически выводящих Фонтея из-под удара.

[98] Cic. Pro Font., IX, 19-20. Французский комментатор, правда, пишет о том, что речь идёт о пошлинах, взимавшихся с италийского вина, ввозившегося в Нарбоннскую Галлию. (Cicйron. Discours. t. VII...p.38, note 3).

[99] Цицерон, конечно, пишет в трактате De officiis I, XVII, 58 о том, что в случае конфликта между различными обязанностями следует отдавать предпочтение обязанностям перед государством и перед родителями. Однако это совсем иная ситуация.

[100] Интересно, что по сути дела Цицерон ничего не отрицает (у нет нет ни слова о том, что, к примеру, самого события преступления не было). Цицерон , выго-раживает своего подзащитного по всем трём пунктам обвинения, применяя одну и ту же схему - масса достойнейших свидетелей готова подтвердить тот факт, что ничего незаконного не было.

[101] Cic. Pro Font., X, 21-XIII, 30.

[102] Cic. Pro Font., XIV, 30-XV, 34.

[103] Напомним, что обвинение против Фонтея поддерживалось галлами и не под-держивалось римскими гражданами, жившими в провинции.

[104] Cic. Pro Font., XVII, 38-39.

[105] Cic. Pro Flacco, XII, 27-XIV, 33.

[106] Cic. Pro Flacco, XV, 34-XXI, 51.

[107] Cic. Pro Flacco, XXII, 52-XXVI, 61.

[108] Cic. Pro Flacco, XXVII, 66-XXVIII, 69.

[109] См. подробно - Broughton T. R. S. A Significant Break in the Cistophoric Coinage of Asia // AJA, vol. 41, 1937, pp.248-249.

[110] Cicйron. Discours. tome XII. Pour le poиte Archias. Texte йtabli et traduit par F. Gaffiot. Pour L. Flaccus. Texte йtabli et traduit par A. Boulanger. Cinquiиme tirage revu, corrigй et augmentй par Ph. Moreau. Paris, 1989, p. 62.

[111] По тому, сколь тщательно Цицерон обходит в своей речи некоторые обвинения против Флакка, поворачивая дело против обвинителей, мы с достаточным на то основанием можем предположить следующее. Оратор осознавал, что Флакк не чист на руку. Однако для Цицерона, судя по всему, преданность Флакка интересам Рима и соображения политической конъюнктуры в данном деле перевешивали над объективностью и беспристрастностью.

[112] Cic. Pro Flacco, XXIX, 70-XXXIII, 83.

[113] Cic. Pro Flacco, XXXIV, 84-XXXVI, 89.

[114] Cic. Pro Flacco, XXXVI, 90-XXXVII, 93.

[115] В некоторых случаях, правда, Цицерон старается с помощью уловок повернуть обвинение против обвинителей.

[116] Конкретные цифры названы лишь в третьем случае. Жители Темноса утверждали (Cic. Pro Flacco, XIX: 44), что вынуждены были дать Флакку и его окружению 15.000 драхм. Что касаетя жителей Акмонии, то, с их стороны, в обвинении фигурирует сумма в 206.000 драхм.(Cic. Pro Flacco, XV: 34) Однако же в тексте речи не говорится непосредственно о том, что сумма досталась Флакку.

[117] Судя по всему, ничем не отличался по стилю поведения от Марка Эмилия Скавра и Луция Валерия Флакка другой весьма известный персонаж римской истории первого века до н. э. - Луций Кальпурний Пизон, наместник Македонии в 57г. до н. э. До нас дошла речь Цицерона против Пизона, однако на сей раз акценты у знаменитого оратора оказались смещены. Цицерон выступал против Пизона по чисто политическим мотивам, не стремясь поэтому специально заострять внимание на делах Пизона в провинции. В результате претензии к Пизону как к администратору провинции Македония являются лишь одним из эпизодов политического дела и изложены бегло, без детализации, позволяющей по настоящему разобраться в его деятельности. Cic. In Pis., XVI, 37; XXIV, 57; XXXIV, 83-XXXIX,94. Даже это перечисление показывает, что "дел" за Пизоном было немало.

[118] История Гераклия с небольшими отступлениями изложена у Цицерона в: Cic. In Verr. Act. II. Lib. II (De praet. Sic), XIV, 35- XX, 50. Об изобретательности Верреса в вопросах казуистического использования закона ради личной выгоды см. также Cic. In Verr. Act. II, Lib. III (De frum) VII, 16.

[119] Cic. In Verr. Act. II, Lib. III (De frum), V, 12-VI, 15.

[120] О законе Верреса см.: Cic. In Verr, Act. II, Lib. III (De frum.), VII, 17; VIII, 20-21; XV, 36-XVI, 39. О последствиях для Сицилии применения закона Верреса см: Cic. In Verr., Act. II, Lib. III, (De frum.), XVII,45-XVIII, 47.

__________________
- Который час? - Лучшее время моей ЖИЗНИ-))!